Middle England by Jonathan Coe
Copyright © by Jonathan Coe
All rights reserved
Все права защищены. Любое воспроизведение, полное или частичное, в том числе на интернет-ресурсах, а также запись в электронной форме для частного или публичного использования возможны только с разрешения владельца авторских прав.
Книга издана с любезного согласия автора и при содействии литературного агентства PEAKE ASSOCIATES
Перевод этой книги выполнен с учетом переводческих решений, принятых в изданиях романов Джонатана Коу “Клуб Ракалий” (М.: Фантом Пресс, , пер. Сергея Ильина) и “Круг замкнулся” (М.: Фантом Пресс, , пер. Елены Полецкой).
© Шаши Мартынова, перевод, 2018
© Андрей Бондаренко, оформление, 2018
© “Фантом Пресс”, издание, 2019
* * *
В последние десятилетия века “британское” как самоопределение предполагает нечто новое… Оно теперь вмещает в себя новоприбывших из-за рубежа и людей вроде меня, которым эта вместительность и рыхлость видится притягательной. Возник гражданский национализм, что двигался вперед, мягко петляя, словно древняя река, чья опасная мощь иссякла гораздо выше по течению.
Иэн Джек[1], “Гардиан”, 22 октября 2016 года
1
Апрель 2010-го
Похороны завершились. Поминки начали выдыхаться. Бенджамин решил, что пора уходить.
– Пап? – проговорил он. – Поеду-ка я.
– Хорошо, – отозвался Колин. – Я с тобой.
Они направились к двери и ухитрились сбежать безо всяких прощаний. На деревенской улице было безлюдно, тихо на позднем солнце.
– Нельзя вот так уходить, – сказал Бенджамин, обернувшись и с сомнением глянув на паб.
– Почему? Я поговорил со всеми, с кем хотел. Давай, веди к машине.
Бенджамин позволил отцу взять себя за предплечье. Так отец крепче держался на ногах. С невыразимой медлительностью они зашаркали по улице к стоянке при пабе.
– Не хочу домой, – сказал Колин. – Не могу все это без нее. Вези меня к себе.
– Конечно, – проговорил Бенджамин, хотя сердце у него ёкнуло. Грёза, какую он себе обещал, – одиночество, созерцание, стакан холодного сидра за старым кованым столом, бормотание реки, бурлившей своим вечным путем, – исчезла, вихрем умчала в вечернее небо. Да и пусть. Сегодня у него долг перед отцом. – На ночь останешься?
– Да, останусь, – ответил Колин, но “спасибо” не сказал. Последнее время благодарил он редко.
* * *
Машин было много, и к Бенджамину домой они добирались почти полтора часа. Ехали через самую сердцевину Средней Англии, более-менее вдоль реки Северн, мимо городков Бриджнорт, Эвли, Куотт, Мач-Уэнлок и Крессидж, спокойная незапоминающаяся поездка, где знаки препинания – лишь автозаправки, пабы и садоводческие магазины, а коричневые указатели на достопримечательности манят скучающих путников к более удаленным искушениям – к заповедникам дикой природы, домам Национального треста[2] и дендрариям. Въезд в любой населенный пункт отмечался не только табличкой с названием, но и мерцающим напоминанием скорости, с которой Бенджамин ехал, и советом ее сбавить.
– Кошмар какой-то – эти ловушки для лихачей, согласен? – сказал Колин. – Мерзавцам только дай снять с тебя денег, на каждом шагу.
– По-моему, эти штуки все же предотвращают аварии, – сказал Бенджамин.
Отец скептически хмыкнул.
Бенджамин включил приемник, настроенный, как обычно, на “Радио Три”. Повезло: медленная часть фортепианного трио Форе[3]. Меланхолический, непритязательный силуэт мелодии не только показался уместным аккомпанементом воспоминаниям о матери, какими полнились сегодня его мысли (и, предположительно, мысли Колина), но и словно бы повторял в звуке мягкие изгибы дороги и даже приглушенную зелень пейзажа, в котором музыка вела их. То, что она была узнаваемо французской, не имело значения: ощущалась общность, единый дух. Бенджамину в такой музыке было совершенно как дома.
– Уверни этот тарарам, а? – сказал Колин. – Новости, что ли, нельзя послушать?
Бенджамин дождался, пока доиграют последние тридцать или сорок секунд той части, после чего переключился на “Радио Четыре”. Шла программа “После полудня”, и Бенджамин с отцом мгновенно погрузились в привычный мир гладиаторских боев интервьюера и политика. Через неделю всеобщие выборы. Колин будет голосовать за консерваторов, как на всех британских выборах с 1950 года, а Бенджамин, как обычно, не мог определиться – помимо того, что решил не голосовать вообще. Что бы ни услышали они по радио в ближайшие семь дней – разницы никакой. Сегодняшняя главная новость, судя по всему, сводилась к тому, что премьер-министра Гордона Брауна[4], борющегося за переизбрание, поймали на том, что он ляпнул о какой-то потенциальной стороннице как о “скажем так, фанатичке”, и пресса выжимала из этого все возможное.
– Премьер-министр показал свой звериный оскал, – злорадно говорил парламентарий-консерватор. – Любой человек, выражающий закономерное беспокойство, – попросту фанатик, по его мнению. Вот почему у нас в этой стране не может быть серьезной дискуссии об иммиграции.
– Но разве господин Кэмерон, ваш собственный лидер, не в той же мере обеспокоен…
Не извиняясь, Бенджамин выключил радио. Некоторое время они ехали молча.
