День начинался хорошо: вовсю грело солнце, ветерок слегка раскачивал желтеющие листья деревьев, унося их к земле; маляр, зависший этажом ниже в своей люльке, не торопясь, красил стену, то мыча себе под нос какую-то мелодию, то её же насвистывая, а иногда и напевая.
Люба Александровна, добродушно улыбаясь и радуясь всему, на что только падал её взгляд, стояла у раскрытого окна. Иногда из её груди вылетали какие-то неоформившиеся звуки. Она пыталась соединить их с песней маляра, но звуки эти не совпадали и, сталкиваясь с малярскими, трогали не душу, но нервы своим какофоническим эффектом.
Люба А. часто исчезала в окне, потом появлялась снова – она пекла блины.
В её пухлых ручках была детская лейка – розовый слоник с дырками на кончике хобота. Слоник улыбался, как и его хозяйка, потому что работа у них была приятная – поливание цветов, растущих в пластмассовых ящиках за окном. Поставив лейку, Люба А. подбегала к плите, переворачивала блины на двух сковородках и быстро возвращалась к окну. Поливали они со слоником аккуратно, стараясь и капли не уронить на уходящую вниз по этажам песню маляра.
Теперь, заканчивая поливать, она почувствовала некое движение и немного высунулась из окна.
На лоджии, что была этажом ниже и чуть левее, чьи-то костлявые пальцы ковыряли лезвием ножа землю вокруг луковиц, укропа и другой зелени, посаженной в навесных ящиках, только не пластмассовых и блестящих на солнце своей чистотой, как у Любы А., а деревянных, старых и рассохшихся, в колючей скорлупе отслоившейся краски.
Люба А., глядя на стоящие внизу деревья и пролетающих мимо ворон, произнесла как бы сама себе, но так, чтобы это было слышно соседу «левее и ниже»:
– А съедобное на балконе вредно выращивать. Оно выхлопные газы и прочую дрянь впитывает. Отравиться можно.
Соседские руки замерли над укропом и из углубления в стене, медленно выдвинувшись, показалось бледное лицо со впалыми щеками и «складками скорби» у рта. Солнечный круг тускло отразился на матовой лысине, и большие и грустные глаза посмотрели на Любу А.
Взгляд был очень пристальный, и ей уже захотелось извиниться за своё благожелательное, но всё же замечание… Линия рта показавшегося мужчины, взламывая сухую кожу губ, разомкнулась, и он произнёс:
– Есть очень хочется.
Глаза Любы А. тоже погрустнели.
– Бедненький, – только и успела сказать она, потому что из-за её спины повалил дым.
Она кинулась в кухню, к блинам, не заметив, как по стене дома, от лоджии к её окну, проскользнула тень.
Блины сгорели.
Люба А. бросила их в раковину и, схватив полотенце, отчаянно им замахала, прогоняя синюю завесу дыма в распахнутое окно.
Достав тарелку, она отложила из горки блинов половину и поставила их на стол. Потом полезла в холодильник за сметаной, потом – в шкаф за вареньем и мёдом. Разложив всё на столе, она опять заглянула в холодильник, но рука только прикоснулась к баночке красной икры, потому что, как будто о чём-то вспомнив, Люба А. вдруг оглянулась: за столом, склонив голову, сидел сосед. Остатки дыма ещё скользили по кухне, но Люба А. точно могла разглядеть, что это был именно он.
Она закрыла холодильник, оставив в нём нетронутой икру, и села за стол. Подумав, подвинула соседу тарелку с блинами.
– Меня зовут Веня, – произнёс тот, не поднимая глаз.
И занялся скручиванием блина.
– Люба, – представилась та в свою очередь. И, подумав немного, добавила к имени, – Александровна.
Потом она подвинула к нему поближе масло и варенье, и мёд.
А вскоре – оставшуюся половину блинов.
Веня сворачивал один блин за другим, не обращая внимания на сидящую напротив Любу А.
Она смотрела на своего гостя, и глаза её становились всё больше и грустнее.
Тарелки опустели. Люба А. забрала их у Вени, отнесла в раковину. Горелые блины ещё валялись там. Повернувшись к Вене спиной, Люба А. отщипнула у одного кусочек и сунула в рот. Пожевав немного, выплюнула и, беззвучно вздохнув, выбросила блины в мусорное ведро.
Послеобеденные облака заволокли городское небо и брызгали на желтеющие деревья мелким и нудным дождём.
Люба А. развлекала гостя экскурсией по своей маленькой двухкомнатной квартирке.
Ничего интересного на её полезной жилплощади не водилось. Кроме цветов, которые у Любы А. росли в большом количестве и разнообразных видов.
Она подводила Веню к каждому цветку по очереди и, поглаживая листья, рассказывала, что это за диво и откуда оно родом, и как живёт.
Веня, казалось, слушал внимательно, но, подойдя к очередному цветку и, в нетерпении дождавшись паузы, после слов «…вы не представляете, какой он нежный и ласковый…», спросил:
– А где вы такой горшок брали? – и постучал по нему костяшками пальцев.
Люба А. захлопала глазами, пытаясь понять, о чём речь, но всё-таки с трудом произнесла:
– Не помню. Вроде, подарил кто-то.
– Мне бы кто такой подарил, – вздохнул Веня.
– А зачем вам?
Веня быстро залез в карман и вытащил оттуда небольшую луковицу.
