© Андрей Новиков-Ланской, 2018
ISBN 978-5-4490-0061-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
>* * *
Морозный воздух пахнет кашемиром,
в бокале стынет белое вино,
и за окном становится темно,
когда встает небесный ковш над миром —
над суетой и сутолокой дней,
над одинокой пропастью вечерней,
чей терпкий хмель, как звездный виночерпий,
глотаю я, соединяясь с ней.
>* * *
Здесь землю видишь сразу целиком,
и жизнь – всей совокупностью событий.
Здесь зимний ангел моет молоком
дорогу в белоснежную обитель.
И в этой первозданной белизне
ещё светлее след первопроходца,
чей голос, словно в детском полусне,
на землю зачарованную льётся.
>* * *
Бессонница, и в сердце перебои.
Издалека другой неровный стук
растущим эхом долетает вдруг,
как если бы нас в мире было двое.
Не просто чей-то ритм, но треск и хруст.
Еще удар – и трещина сквозная.
И вот уже звучит из птичьих уст
поющий дар, дарителя не зная.
Покуда сонный мир хранит покой,
засыпанный небесной скорлупой.
>* * *
Крутит зимний солнцеворот.
Снова путники у ворот.
Мысли лишь о насущном хлебе.
И такой звездопад на небе,
будто снег за окном идет.
Ясли, сено, волхвы, волы.
Нынче будут полны столы —
не дарами, так просто снедью.
И звенит колокольной медью
Рождество из полночной мглы.
>* * *
Раздетый человек приходит в дом,
одноэтажный, с крохотным окном.
Животные не ведают о том!
Деревья загораживают лес,
единственное место для чудес.
Сегодня всё преобразится здесь!
Тепло внутри. Одежда и еда.
В печи горят дрова, в окне – слюда.
Оставь надежду, прибывший сюда!
>* * *
Как у Гроба Господня ждут
благодатный огонь пред Пасхой,
я в сочельник григорианский
в ледяное окно гляжу,
в серебристый его узор,
листья, стебли, цветы и злаки,
я слова в нем ищу и знаки,
позабытые с давних пор.
И в ответ мне, высок и чист,
загорается в Вифлееме
звездный луч, и горит над всеми,
и нисходит на белый лист.
>* * *
Декабрьский переворот —
снежинки взметаются вверх.
Трещит подмороженный свод —
и порох летит из прорех.
В гирляндах ночной Вифлеем —
но страшно и холодно всем!
>* * *
Раздвигая миры Эвклида,
время сматывая в клубок,
волхвы идут на восток,
но дороги во тьме не видно.
Укатился в глухую ночь
шерстяной их клубок овечий,
и уходят они за вещей
теплой нитью, ведущей прочь.
Завывает зурна метели,
зазывает звезду пустынь
в те края, где родился сын
человеческий в божьем теле.
И является трем волхвам,
путеводным лучом сияя,
та звезда – и, дойдя до края,
время делится пополам.
>* * *
Оттепель. Зимнее солнцестоянье.
Дух согревают пунш и имбирь.
Свадебным гимном соединяя
прошлое с будущим, старый снегирь
ищет привычные очертанья
в небе ночном, где отныне пустырь.
Словно ответа в этой вселенной
ждет он и вновь посылает вовне
песню, подобную флейте военной,
смерть одолевший в честной войне.
Ждет, когда вспыхнет звезда, и победный
возглас раздастся в немой вышине.
>* * *
Возвращайся, мой блудный сын,
непослушливый сын-приблуда.
Дом ослаб, и очаг остыл.
Но в овине творится чудо.
Возвращайся путем зерна,
как склевавшая зерна птица.
Ждет тебя у печи жена,
до заутрени молодится.
Возвращайся, а я врата
отворю в ожиданье встречи,
замечая, как изо рта
теплый пар летит человечий.
>* * *
Где Рождество, там елочные ясли,
животных неразгаданный язык.
Роженица молчит – но очи ясны.
И даже Ирод истину постиг.
Отныне против силы будет сила
и над земною властью будет власть.
И валит из трубы неторопливо
молочный пар, вздымаясь и клубясь.
>* * *
Новогодний воздух, пропахший серой.
Грохот стоит такой, что дрожат билборды.
Завывают сиреной рено и форды.
Снег сверкает огнями, хоть сам он серый.
Связь прерывается, перегрузка линий.
И, должно быть, далекому абоненту
больше нечего сообщить в полночь эту
такого, чтоб голос не превратился в иней.
>* * *
О, зимние грозы,
без ливней, без молний.
Приходят, как слезы,
но только безмолвней.
Приходят, как дети,
без бури и грома,
как будто на свете
давно все знакомо.
Приходят, как строки
с простыми словами,
последние сроки
свершая над нами.
>* * *
Когда Бог проснется и из дымчатой перины рококо
взглянет на то, что снизу под ним творится,
кто-то, возможно, вздрогнет, перекрестится —
но не я, ибо иго мне благо, и бремя мое легко.
Я отвечу тогда вседержителю спокойно и смело:
соединить любовь и смертоносный рок
ты хорошо придумал – но не уберег
ни одного целого дышащего живого тела.
И хотя кровь моя не остыла, и взор еще не поник,
одолевая стужу и стыд ребячий,
в дымчатом зеркале вырос уже двойник —
и молча в упор на меня глядит, страшный и настоящий.
>* * *
Христианское небо паук-крестовик
заплетал, ядовитый освоив язык.
Паутину свою как единственный дом
Вифлеемской звездой украшал и крестом,
чтоб воздушные твари, свершая полёт,
очищались от плоти в узорах тенёт.
>* * *
>«Тяжел камень, весок и песок»
>Книга Притч
Камень тяжел, и весок песок.
Взвесь же себя хотя б на глазок
мерой царя Соломона,
притчей из времени она,
дважды – коль ростом высок.
Не опасайся гнева глупца,
в путь отправляйся, не пряча лица,
от очага до порога,
ветхозаветного бога
славя – как Бога-Отца.
Весок песок, и камень тяжел
лишь для того, кто еще не пришел
к легкости ветхозаветной,
что в тишине безответной
льется, как царственный шелк.
>* * *
Спят на Олимпе боги.
Спят, как и век назад.
Древние лики строги,
