«Ashes to ashes, dust to dust…»1
Повесть
Тем, кто всю жизнь ищет открытых дверей, а не найдя, замерзает от холода, – посвящается…
Не закрыли б ваши двери
Может, вены были б целы…
…Он должен был проснуться, как всегда, от звонка будильника в своей комнате, оклеенной газетами и вырезками из журналов. Но будильник не звонил… Бурная ночь предшествовала этому хмурому утру. Солнце рассердилось и закрылось тучами. Ветер пытался разогнать их, но вечные странницы столпились, как стадо баранов, и не желали подчиняться легкому южному ветерку. Деревья шелестели опадающими листьями и укоризненно покачивали ветвями.
…Он спал, спал, положив свою голову на край стула. Спал, спал с четырех часов (именно это время показывал разбитый вдребезги будильник, который тоже похож на последнего бойца «этого времени»)…
В «это время» в двух кварталах отсюда шагали люди, перекидываясь резкими фразами. В доме напротив девочка будила своего плюшевого медведя, а в соседней комнате по полу бегали мыши. Мыши искали съестное, но съестным и не пахло. Зато резко запахло куревом: тот, что десять минут назад спал, встал, вытянул из пачки сигарету и затянулся, вспоминая события прошлой ночи.
…Когда все это началось? Вчера? День назад? Год? Два года? Неважно. За закрытыми окнами раздавался свист проносящихся автомобилей. Он медленно курил и думал, думал, думал…
Все началось в тот день, когда он, возвращаясь с репетиции, увидел их. Они, кажется, встречались или учились вместе, он не помнил. Помнил только их спины, медленно удаляющиеся от его жилища. Привычка узнавать людей по спинам и походке заменяла ему недостающие диоптрии. Он окликнул их. Они обернулись и с трагикомичными лицами подошли вплотную.
– Где ты шляешься? – спросила одна из них.
– Здравствуй, моя Радость, – ответил он. – Вы откуда? Наше почтение, Принцесса! Что вы здесь забыли?
– Мы вообще-то в гости к тебе: хотели твою квартирку посмотреть, ну, там, может, чайком напоишь, – говорила Радость.
– Ну, квартирку сейчас показать не могу, а вот Хаос и Бардак, что творится в Мире до нашего прихода и прихода богов, – всегда пожалуйста… Поднимайтесь. Лифт не работает…
Впрочем, тогда ничего не было. Мило посидели, поболтали о музыке, о жизни, обо всем. Выпили ведро чаю и разошлись, договорились встретиться.
Да, ничего не было, но именно тогда он почувствовал легкий озноб и что-то дрогнуло внутри. Начался новый этап.
Всю жизнь он шел по этапам. Этап первый – детство. Он кончился тогда, когда он полез драться с мальчишками старше его на шесть лет. Этап второй – школа – кончился, как только он увлекся музыкой и поставил себя выше тех, кто его окружал. Этап третий – Первая любовь – окончилась, не успев разгореться, но те мгновения он всегда помнил. Это была всамделишная Любовь. Этап четвертый – гибель родителей. Он считал это сначала шуткой, потом нелепостью, теперь он думал, что так надо, и он стал писать. Писать стихи. Этап пятый – его жизнь после этой встречи.
Они встретились на вечеринке, через три дня. Радость была одета во все черное. Черный мягкий свитер и черные джинсы, и черные бусы на шее. Принцесса надела мини-юбку, позволяющую рассмотреть получше ее ноги без изъянов, и плотно обтягивающую ее тело кофточку из какой-то светлой ткани. Все украшения на ней существовали отдельно, они казались сделанными из бумаги или проволоки.
Вечеринка устраивалась общим знакомым и предполагала питье горячительных напитков, базар за жизнь, танцы и дальше «кому куда». В таких компаниях он не боялся быть немного грубее и циничнее, чем был на самом деле. Его приветствовал сам хозяин дома, подошел и протянул руку. И он отошел к группе, в которой сидели Радость и Принцесса. Слегка наклонив голову, он приветствовал Радость и повернулся, чтобы что-то сказать Принцессе, но она его перебила:
– Можешь не говорить, что я выгляжу восхитительно, мне об этом уже прожужжали все уши.
– И не собираюсь… А помада тебе не идет. Губы от нее бледнеют и никогда не будут похожи на спелую вишню… Возможно, они будут пахнуть земляникой, сливой, абрикосами, викторией, чем угодно, и сладко их будет целовать какому-нибудь счастливчику.
– А тебе хочется их поцелуя?
– Конечно…
Она поднялась, сделала шаг, ее руки легли ему на плечи, ресницы дрогнули и опустились, и губы мягко уткнулись в его. Он стоял спокойный и холодный, как статуя из льда. Губы холодные и твердые приняли, как дань, ее поцелуй. Он успел почувствовать легкий запах клубничного ликера, исходивший от нее. Она изумленно открыла глаза:
– Ты не умеешь целоваться?
– Умею, и не хуже чем ты. Но я поцелуи не разбрасываю налево и направо.
– Так ты думаешь… – в ее глазах вспыхнул огонек рассерженной девочки, – ты думаешь, что я шлюха? Так? Да? Ну, говори!
– Я этого не говорил, а то, что я думаю, останется при мне. И почему ты считаешь, что шлюхи разбрасываются поцелуями? Они их дарят… за деньги.
– Ты что, настолько презираешь людей, что можешь сравнить девушку и шлюху?
