Представление о «законах истории» – не просто заблуждение, а кровавое заблуждение, которое обошлось человечеству в десятки миллионов трупов. Парадоксальным образом, адепты философско-исторических гипотез, претендовавших на познание законов исторического развития, никогда не полагались на «объективное» исполнение этих законов; но, убеждённые в том, что владеют ключами к истории, они «подстёгивали» и «направляли» историческое развитие, воздвигая могучие государства на горах трупов. Горделивые сооружения, предназначавшиеся в теории для того, чтобы освободить людей, на практике превращались в гигантские тюрьмы.
Исторический детерминизм был дорогостоящей и кровавой фантазией. Но сегодня мы наблюдаем конец эпохи всех утопий, в том числе и идеи истории как феномена, развитие которого известно заблаговременно. Современным историкам нечего сказать, куда мы идём, они видят впереди только тьму, неизвестность. История непредсказуема, потому что её движущая сила – человек – воплощённая непредсказуемость.
И вряд ли случайно, что одновременно с тем, как улетучилась предполагаемая разумность истории, в точных и естественных науках вновь ожили старые понятия случайности и непредсказуемости.
По большому счету, мы все уверены только в одном, что где-то впереди человечество ожидает всемирная катастрофа. Ирония истории: представления о будущем атеистического, «разумного», «научного» человечества – эсхатологичны и, в сущности, мало чем отличаются от переживаний средневековых людей, живших предвкушением ужасов Апокалипсиса тысячного года.
Остаётся надежда: люди Средневековья надеялись пережить Апокалипсис в жизни вечной, мы – не дожить до него.
История – обыкновенное чудо
Священная история полна чудес: десять казней Божиих обрушиваются на Египет, волны Красного моря смыкаются над войском фараона, Дева зачинает от Святого Духа, звезда указует волхвам путь к божественному младенцу…
А потом появляются светские историки и заявляют: никаких чудес в истории нет, все сущее рационально и подчиняется незыблемым законам развития – природы, общества, истории.
После чего как ни в чем не бывало рассказывают про то, как обезьяна при помощи труда стала человеком, как мальчик-сирота Темучин с помощью горстки всадников создал величайшую в мире империю, как 17-летняя крестьянка Жанна из деревни Арк выгнала англичан из Орлеана и короновала дофина, как партия, состоящая из двух десятков тысяч человек, захватила власть на шестой части суши…
Но разве кто-нибудь, находясь в здравом уме, согласится с тем, что все это было закономерно, т.е. предначертано? И разве более точный выстрел Фанни Каплан не сделал бы несколько другой историю ХХ века?
Светские историки, скрипя зубами, все-таки допустили в историю такую ветреную даму как Случайность. Но сомнений быть не должно: это всего лишь другое наименование чуда. Обыкновенного чуда, которое называется «история человечества».
О приходе великих событий
Величайшие события и важнейшие перемены, как правило, приходят в мир незаметно.
Из множества примеров выберу три. Два из них я вычитал у Борхеса.
По свидетельству Аристотеля, Эсхил совершил с виду простую театральную реформу: он всего лишь «увеличил с одного до двух количество актёров».
Как известно, драма зародилась из религии Диониса. Первоначально лишь один актёр – в черном или пурпурном облачении и в огромной маске – делил сцену с хором, составленным из двенадцати человек. Драма была культовой церемонией и, как всякое ритуальное действо, рисковала остаться вовеки неизменной. Вероятно, так бы и случилось, если бы однажды, по воле Эсхила, на сцену не вышел второй актёр. Он привнёс с собой диалог и бесконечные возможности взаимодействия характеров. Следовательно, тем весенним днем, примерно за пятьсот лет до христианской эры, за спиной этих двух неизвестных нам актёров замаячили тени Шекспира, Мольера, Островского, Бернарда Шоу – словом, вся мировая драматургия.
Обратимся к другому примеру. Святой Августин в молодости был учеником святого Амвросия, епископа Медиоланского. Когда, уже престарелым человеком, он писал свою «Исповедь», то перед его внутренним взором все ещё стояло необычное зрелище: «Когда Амвросий читал, он пробегал глазами по страницам, проникая в их душу, делая это в уме, не произнося ни слова и не шевеля губами. Много раз – ибо он никому не запрещал входить и не было обыкновения предупреждать его о чьём-то приходе – мы видели, как он читает молча, всегда только молча…»
Чтобы понять значение этого фрагмента, следует вспомнить, что в античности чтение означало декламацию: читали всегда вслух. А тут – человек молча сидит над книгой… Ученики недоумевали о таком поведении учителя: «…немного постояв, мы уходили, полагая, что в этот краткий промежуток времени, когда он, освободившись от суматохи чужих дел, мог перевести дух, он не хочет, чтобы его отвлекали, и, возможно, опасается, что кто-нибудь, слушая его и заметив трудности в тексте, попросит объяснить тёмное место или вздумает с ним спорить, и тогда он не успеет прочитать столько томов, сколько хочет. Я полагаю, он читал таким образом, чтобы беречь голос, который у него часто пропадал. Во всяком случае, каково бы ни было намерение подобного человека, оно, без сомненья, было благим».
