Боже, как эти двое любили друг друга! Казалось, у них не было ничего общего: она была девочкой из детдома, у него же был полный семейный комплект, состоящий из мамы, папы, брата, бабушки и серого кота британской породы.
Она любила историю и литературу, старалась хорошо учиться, но «четыре» было высшей её оценкой и наградой за выучено-вызубренные строчки из учебников. Даже зная материал достаточно неплохо, она могла в последний момент стушеваться, уверенность на удивление быстро покидала её, и тогда ей уже самой казалось, что она действительно ничего не знает из того, что было задано на дом. Рассматривая очередную четвёрку с минусом в дневнике, она никак не могла понять, почему, выучив тот или иной параграф, она так неуверенно воспроизводила у доски то, что пересказывала сама себе ещё вечером достаточно бойко.
Ему всё, ну, или практически всё давалось легко. За отличными оценками он не гонялся, но и в «троечниках» не ходил. Из уроков учил дома одну только физику – свой любимый предмет, залезая в интернет и находя там нетипичные для школьных учебников задачи. Чтобы их решить, мог сидеть до полуночи, а то и вовсе заснуть над книгами, и потом, проснувшись рано утром, снова сидеть и доделывать то, что не удалось сделать накануне. Валяющиеся на письменном столе в беспорядке листки, были исписаны формулами, цифрами, изрисованы чертежами, но он не вставал из-за стола до тех пор, пока задача не сходилась с ответом. Остальные предметы наскоро читались во время перемены и так же наскоро воспроизводились в памяти, если учителя спрашивали его.
Её любимыми занятиями было шитьё (этой премудрости в детдоме обучали всех, но далеко не все могли впоследствии скроить себе даже кухонного передника) и вязание крючком. Белые узорные салфеточки, аккуратно вывязанные по сложным для не разбирающегося в этом деле человека, схемам, украшали почти все комнаты в их детском доме.
У него в «любимчиках» ходил мотоцикл, на котором он не столько катался, сколько постоянно чинил, приходя домой с грязными от машинного масла и солидола руками и хлюпающим носом, потому что ветер, гуляющий снаружи гаража, то и дело норовил забраться внутрь не только гаражных стен, но и под куртку.
После таких ремонтных работ бабушка, вздыхая, отпаивала его чаем с липовым цветом или малиновым вареньем, что, впрочем, не мешало ему на следующий день опять отлаживать работу движка или проверять тормозную систему «железного коня».
Сложно было сказать, что их свело вместе, но, видимо, что-то свело, потому что после месяца знакомства они уже жизни друг без друга себе не представляли.
– О чём вы хоть разговариваете? – удивлялась мать, зная, что её Максим мог поддержать разговор почти на любую тему. А вот барышня была либо слишком скромной, либо немного инфантильной по сравнению с импульсивным и словоохотливым Максом. Если честно, мама больше склонялась ко второй версии, но дружбе особо не препятствовала, зная, что первая любовь редко бывает настоящей, и из этих отношений её сына с девочкой сомнительного происхождения вряд ли что получится. То, что у них с мужем первая любовь вылилась в весьма прочный союз, Светлана Владиславовна считала то ли везением, то ли совпадением звёзд где-то в далёких галактиках. Она частенько так и говорила: «Мы – это редкий случай», подразумевая под словом «мы» себя и мужа – десантника, прошедшего несколько «горячих точек» и вернувшегося целым и невредимым оттуда, откуда многие не возвращались вообще.
Отец же ни в учебные, ни в личные дела сына не влезал, а посему вопросами своему отпрыску не досаждал, считая, что тот разберётся сам как в решении сложных задач по физике, так и в отношениях с девушками.
Максим был благодарен отцу за его мужскую поддержку. Он её всегда чувствовал, всем своим нутром ощущал. А ещё про себя всё время благодарил отца за то, что тот научил его таким приёмам кулачного боя, какие ходившим по разным секциям его одноклассникам даже не снились.
Налетевшие однажды на Максима за школой то ли наркоманы, то ли просто какие-то шалопаи, решившие поиздеваться над «малявкой» -школяром, который возвращался с занятий коротким путём, быстро пожалели о том, что им вообще пришла в голову такая мысль, а именно – испытать на прочность «салагу» из одиннадцатого класса.
Что касается прочности, то её не хватило как раз нападавшим, коих было целых четверо. Был, правда, ещё и пятый, но он был вроде наблюдателя, которого взяли только для того, чтобы в случае чего, тот быстро предупредил остальных, что пора «делать ноги»!
Уложив сходу двоих прямо на месте, Максим сильным ударом в челюсть пригвоздил к железному забору третьего и самого широкоплечего. После этого, резко обернувшись, он уже собрался показать, где зимуют раки четвёртому, обозвавшему его неприличным для мужчины словом. Но злоязычный неприятель внезапно дал такого дёру с места, где происходила драка, что Максим переключил свои боевые умения на неудавшегося доносчика, которого мысленно назвал «шестёркой». Из всей компании тому повезло больше всех: он отделался только разбитым носом. Поглядев ещё раз на корчившихся на земле, явно превосходивших его по возрасту, драчунов и на «предводителя», потерявшего свой геройский вид и продолжавшего прижиматься спиной к решётке забора, Максим для острастки вторично замахнулся на «шестёрку». Но когда увидел, с каким рабским выражением лица, глядел на него парень, у которого на верхнюю губу стекала ручейком кровь, и которую он тщетно пытался остановить, зажимая нос ладонью, Максим, плюнув с досады, поднял с земли свой рюкзак и отправился домой.
