Глава первая
У стен монастыря
– Известно ли вам, прекрасные дамы, старинное русское выражение «подвести под монастырь»? Ну конечно, оно вам известно! По глазам вашим сияющим вижу, что вы отлично осведомлены о том, что именно данное выражение означает. В наше время говорят кратко: подставить. Вовлечь кого-то в серьезные проблемы, причем тот, кто подставляет, не становится сам по себе источником этих проблем, однако осознанно или случайно приближает подставляемого к такому источнику. По-английски глагол «подставить» соответствует глаголу to frame – «взять в рамку». Монастырь тоже есть своего рода рамка. Раньше я по наивности полагал, что выражение «подвести под монастырь» исторически связано с тем обстоятельством, что монастыри на Руси, как, впрочем, и во всем христианском мире, использовались в качестве тюрем. Но эта версия – ошибочная, – так говорил Мельхиор Платов, сидя на веранде недорогого итальянского ресторана и обращаясь к трем превосходным молодым женщинам, которые волею судеб делили с ним квадратный столик, покрытый бязевой скатертью в крупную красную клетку.
Мельхиор пил кьянти в ожидании ликующего мига, когда благая рука официантки поставит перед ним тарелку, до краев наполненную пылающими спагетти. Он обожал острое. Трудно было разыскать более страстного поклонника индонезийской кухни, из чего можно сделать вывод, что он не был завсегдатаем того ресторанчика, где мы застаем этого необузданного человека в самом начале нашего повествования, которое в целом посвящено будет отнюдь не ему.
Тем не менее факт остается фактом: именно этот человек с исцарапанным лицом, в разорванной одежде, с темным кровоподтеком на одной из скул, вальяжно развалившийся в плетеном кресле, – именно он встречается нам в начале того пути, который мы назовем странствием по таборам и монастырям. Вас не расстроила эта встреча? Да, мало радости в этом человеке. Не то чтобы Мельхиор Платов был персоной скверной или пустой, напротив – достаточно добрый и вполне честный парень, к тому же эрудит и работяга, славный педантичный говорун и прочее, но живущие в его душе агрессивность и вспыльчивость заставляют нас искренне пожалеть о том, что мы встречаем его в начале нашего пути.
Его разорванная чуть ли не пополам одежда была дорогой и модной – он обожал ввязываться в драки, и совершенно неожиданно мог полыхнуть в нем гнев. Впрочем, в отношении своих друзей и знакомых он всегда бывал ровен, сердечен и даже несколько подобострастен, но любое колкое замечание или даже просто проявление неполной учтивости со стороны незнакомца или группы незнакомцев он воспринимал как призыв к битве. И он молниеносно бросался в бой, если видел перед собой людей сильных и угрожающих, он кидался на задир с такой откровенной готовностью, похожей на с трудом скрываемую радость, что сразу же рождалось подозрение, что он только этого и ждал. В такие моменты у его друзей возникало неприятное чувство, что долгие, любезные и по-своему даже напыщенные беседы, которые он с ними вел, были для него лишь средством убить время в ожидании очередной нелепой стычки с каким-нибудь озлобленным прохожим или неприветливым охранником. Сидя с ним в кафе или блуждая по улицам, заходя в кинотеатр или же выходя из мраморных вестибюлей научно-исследовательских институтов, тусуясь с ним на бирже или на рейве, встречая его в кулуарах власти или же в муаровых коридорах безвластия, его друзья и подруги с тревогой замечали, что, поддерживая с ними разговор, даже роняя кое-какие дельные или занятные замечания, вызывающие на его собственном лице подобие кроткой и несколько опустошенной улыбки, Мельхиор в то же время с какой-то сонной злобой оглядывался вокруг, словно выискивая у себя за спиной или же за спинами тех, с кем он общался, потенциальных обидчиков и грубиянов. Именно их он по сути желал встретить вместо тех многочисленных друзей, которым он готов был заранее простить любой проступок, любую выходку, любую дерзкую или унижающую его шутку. В драках он не взвешивал ни свои силы, ни силы противников, из-за чего часто бывал бит, впрочем, безудержная отвага и космическая злоба заменяли ему силу. Он никогда и нигде не учился драться и, по сути, драться не умел, не занимался ни восточными, ни западными боевыми искусствами, но ярость вспыхивала в нем так внезапно, что он способен был причинить обидчикам серьезные физические увечья, даже если их было много или же они не на шутку превосходили его своими боевыми качествами.
В силу этих обстоятельств друзья не слишком любили его, хотя его отзывчивость, его готовность помочь, его обширные знания и умеренное остроумие не вызывали сомнений. Да, нам не совсем повезло, что мы видим этого драчуна в самом начале нашего непростого пути, но зато в его компании мы встречаем трех прекрасных дев, причем прекрасны не только их лица и тела, но еще прекрасны их души, излучающие ароматы более тонкие и волнующие, чем духи, которым эти девушки отдавали предпочтение. К тому же эти три молодые женщины принадлежали к разным народам. Три страны, подарившие им жизнь и родной язык, словно бы приложили особое усилие, чтобы выпестовать существ, воплощающих в себе именно тот тип красоты, который мог послужить манифестацией их национальных идей.
