Пролог
«Как прекратить это жалкое, бессмысленное существование?». Мысль носились в голове Глеба изо дня в день на протяжении почти двух лет. Мужчина мысленно приказал ВИ (виртуальный интеллект) подать еду (мыслеголос – единственный имплант, который остался в голове, по какой-то причине врач не вытащил его). Через несколько секунд ко рту спустилась гибкая трубка подачи совершенно безвкусной белковой жижи – единственной пищи, которую он ел последние два года. Он с трудом проглотил склизкий комок, потом ещё один. Именно в такие моменты его мысли сводились к самоубийству. Нет, думал-то он о том, как бы это совершить, постоянно, но во время приёма пищи мысль превращалась в навязчивую идею. Правда она оставалась призрачной, как и все радости жизни, которых он был лишён: сочные отбивные, прогулки, секс, выпивка, сигареты… Он – пленник собственного организма. У него самая надёжная тюрьма в мире – его разум. Из неё просто не сбежать. Побег возможен только одним способом. Но и это нереально. Глеб не мог себя убить не потому, что трусил, а потому, что его состояние не позволяло. Единственная возможность уйти из жизни – голодовка, но долбанные гуманисты лишили его последнего: все отказы от принятия пищи заканчивались одним – агрегат жизнеобеспечения начинал кормить его насильно. Остальные пути решения данного вопроса были невозможны в связи с ограниченными физическими возможностями.
Последние месяцы всё чаще снилась война. Корпорации, контролирующие правительства и давно ставшие мини государствами, а если быть совсем точным – единственными государствами и оплотами стабильности, развязали войну за влияние, которая длилась три долгих года и стоила около сотни миллионов жизней. Отдельные регионы превратились в выжженную пустыню, в которой не может выжить ни один биологический объект. Целые города и мегаполисы исчезли с карты. Количество военных преступлений превысило все допустимые пределы, но некому было осудить их. В итоге: из девятнадцати могучих корпораций уцелело лишь четыре: «АйсКорп» в Штатах, «Касл» в Австралии, «Кьёнг» в Китае и «РосТех», которая располагалась в новой столице России – Новосибирске. Правда, в объединённой Европе набирал силу «ЕТК», но до величия могучих ему было далеко.
Глеб мучительно завозился в капсуле. Он всё потерял на этой войне: честь, веру, семью, здоровье. Последнее – особенно невыносимо, и являлось причиной его беспомощного состояния. Если бы у него были руки или ноги! Захотелось взвыть от бессилия. То, что лежало в капсуле, по сути являлось жалкими останками. Правой руки он лишился по самое плечо, от левой остался обрубок в десять сантиметров. Ноги оторваны выше колен. Обожжённая грудь, искусственное сердце и стальная пластина вместо правой стороны черепа. Вот и всё, что уцелело…
– Сраные гуманисты! – не сдержавшись, вскричал он.
Столько в этой фразе было ненависти… Если бы слова стали материальны, то доктор, вытащивший его с того света, умер бы в жутких муках, сгорев заживо. Как два года назад горел в своём бронетранспортёре Глеб Северин, солдат «РосТеха». Корпорация исправно заботилась о потерявшем здоровье солдате, и ежемесячно перечисляла две тысячи империалов за лечение и проживание. Кривая ухмылка исказила лицо Глеба – пособия хватало только на то, чтобы валяться жалким обрубком в госпитале для ветеранов в заштатном городишке. Корпорация не оставила своего солдата, она сделала хуже – заставила его страдать. Она же отняла последнюю надежду парня – доктора, молодую женщину, которая пришла работать в госпиталь полгода назад, и которую ему удалось уговорить на преступление. Всё было уже почти готово, Нина согласилась подарить ему желанную свободу. Они разработали план, по которому он должен был умереть, и на неё никто бы не подумал. Но всё сорвалось. Молодая женщина исчезла за несколько дней до намеченной даты. Лишь спустя пару месяцев Глебу случайно удалось услышать разговор двух санитаров. За ней пришли люди в красной броне и увели в неизвестном направлении. Для всех она просто перестала существовать. Служба безопасности «РосТеха» знала своё дело. Они не умели воевать, зато у них великолепно получалось хранить секреты любыми способами.
Глеб скрипнул зубами, воспоминания причиняли боль.
«Телевизор», – отдал он мысленный приказ ВИ. Мгновенно над ним развернулся голографический дисплей. Пятьсот каналов, подконтрольных корпорации: музыка, фильмы, познавательные передачи и совершенно лживые новости. Здесь говорили только то, что надо было сказать. Свобода слова отсутствовала, как таковая, только заранее продуманные, подкорректированные сюжеты, и ничего, что может нанести вред корпорации. Энтузиасты-одиночки и мелкие подпольные организации, пытающиеся нести людям правду, гибли при невыясненных обстоятельствах или в результате несчастных случаев. Так они платили за своё видение свободы. Да и не по зубам им пробить официальные каналы вещания.
Глеб бездумно пролистывал один канал за другим. Он сам не знал, зачем это делает, хотя, смысл всё же был – убить время. Никому не нужный одинокий ветеран войны, лишённый рук и ног, лишённый лица… Он мог лишь валяться в долбанной капсуле и мечтать, чтобы его искусственное сердце дало сбой.
