В сне земном мы тени, тени…
Жизнь – игра теней,
Ряд далеких отражений
Вечно светлых дней.
Владимир Соловьев
«…его «я» износилось, такое бывает,
а другого он не придумал…»
Макс Фриш. «Назову себя Гантенбайн»
Когда я сплю, я не знаю ни страха, ни надежд, ни трудов, ни блаженств. Спасибо тому, кто изобрел сон. Это единые часы, ровняющие пастуха и короля, дуралея и мудреца. Одним только плох крепкий сон, говорят, что он смахивает на смерть.
Мигель де Сервантес, «Дон Кихот»
Глава – Что такое реальность?
Я думаю, что умер.
Я сижу в пещере, где никогда не было света. Однажды мне сказали, что за спиной у меня горит огонь, а передо мной – лишь тени. Я поверил. Теперь я рассказываю эту историю другим. Я говорю: «Мы видим только отражения вещей. Истина – где-то там, но мы не можем её познать». Они кивают, но не слушают. Возможно, они притворяются. Возможно, притворяюсь я.
Иногда я выхожу из пещеры. Нет, не так. Иногда я думаю, что выхожу из пещеры. Я представляю, что вижу солнце, но, возможно, это всего лишь новая тень, более сложная иллюзия. Я начинаю рассказывать об этом другим: «Я был снаружи. Там по-другому». Но мне не верят. Они говорят: «Ты всегда был здесь. Мы знаем тебя, Максим». Может быть, они правы. Может быть, я никогда не выходил.
Я придумываю свою историю заново. В этот раз я слеп. Говорю об этом людям, и они верят мне больше. Слепому легче поверить, чем тому, кто утверждает, что видел истину. Я рассказываю им, что мир можно познать на ощупь. Я обманываю их, потому что сам в это не верю. Но когда я слышу свой голос, мне становится спокойнее. Я думаю: если я говорю, значит, существую.
Но однажды кто-то тянет меня за руку. Он говорит: «Вставай». Я не знаю, кто это. Я не знаю, куда он ведет меня. Я не уверен, стою ли я на месте или иду за ним. Я не уверен, существует ли он. Я не уверен, существую ли я.
Я думаю, что был в пещере. Я думаю, что выходил из нее. Я думаю, что слеп. Я думаю, что прозрел. Я думаю, что я умер.
Но что, если я просто тень, которая рассказала тебе свою историю?
– Вы обвиняетесь в растрате своего жизненного потенциала. Кроме того, Вы злостно и постоянно нарушали статью 27.1 Уголовного Кодекса Роттерляндии. А именно: Вы никогда ничего не доделывали до конца. Все свои начинания Вы забрасывали на пол пути, так и не достигнув никакого результата.
Судья остановился, обменялся взглядами с прокурором.
– Вам есть что сказать в свое оправдание? – Судья обратился к Максиму Владимировичу.
Мужчина, в свою очередь, лишь сипло рассмеялся.
– А в этом вся суть, – Максим пожал плечами, – лучше не доделать и оставить иллюзию незаконченного шедевра, чем дописать полный бред.
Присяжные ахнули. Все разом. Это были самые страшные слова, которые они слышали.
– Немедленно требую занести эти слова в протокол! – Брызжа слюной, вопил прокурор, – еще год заключения сверху!
– Да хоть десять. – Максим Владимирович демонстративно зевнул.
Обвиняемый скрестил руки на груди, и откинулся на спинку стула.
– Господин судья, – размеренным тоном продолжил Максим, – знаете ли, я понимаю Вас. Думаю, это приятное чувство – повелевать баранами.
По залу прошелся возмущенный ропот. Одна из присяжных упала в обморок. Судья совсем покраснел.
– Довольно! – Вершитель судеб человеческих грохнул молотком, – прекратите этот маскарад!
– Вы считаете, я похож на клоуна? – Улыбнулся Максим Владимирович.
В ту же секунду мужчина облачился в клоунский костюм. Синие карнавальные штаны, красный атласный пиджак, фиолетовая рубашка с громадными зелеными пуговицами. И, конечно же, желтый галстук в горошек.
– Мне бы хотелось поведать вам историю об одном пианисте, – Максим обвел взглядом присутствующих, – это не займет много времени.
Судья обмакнул вспотевший лоб платком. Трясущимися руками он попытался взять графин с водой, чтобы наполнить опустевший стакан, но эта ноша оказалась для него непосильной.
– Знаете, господин судья, – глаза Максима наполнились слезами, – я устал разочаровываться в жизни.
Он демонстративно закрыл глаза руками, затем вытер нос платком. Сморкнулся.
Присяжные наблюдали за ним с открытыми ртами. Судья сделался совсем пунцовым.
– Но не это сейчас главное, – продолжил Максим, он вдруг сделался совсем поникшим, – все, что сейчас имеет значение – это история о мальчике…
– Какой еще мальчик?! – Прокурор грохнул кулаком по столу, – Вы же собирались рассказать о пианисте? Господин судья, да сколько можно терпеть этот маскарад…
– Ага, – улыбнулся Максим, – значит, Вы все-таки слушали.. И Вам, смею предположить, понравится история о пианисте…
– А как же мальчик?! – Завопил прокурор, – так мальчик или пианист?!
Максим Владимирович молча смотрел на прокурора. Затем на судью, обвел взглядом присяжных. Тяжко вздохнул. Цокнул языком.
– Жил-был мальчик, – монотонным голосом заговорил он, – весьма очаровательный ребенок по имени Андрей. Учился на одни четверки и пятерки, имел приличные результаты в игре на фортепиано, обладал сильным голосом. Он мог стать великим артистом и певцом. Андрей никогда не разочаровывал своих родителей. И они в ответ одарили ребенку любовью и заботой. Но вот напасть.
