Не успела закрыться дверь за последним пациентом, как Шубников вскочил и скинул заранее расстегнутый халат, но Клавдия Константиновна преградила ему дорогу к свободе.
– Свидание с пивным ларьком придется отложить, Александр Васильевич.
– Чего это?
– Главврач немедленно требует вас к себе.
– Ну уж нет! – Шубников схватил часы, которые снимал с руки во время приема, и многозначительно постучал пальцем по циферблату: – Рабочее время кончилось!
Сурово приподняв левую бровь, медсестра заметила:
– Это прием закончился, Александр Васильевич, а рабочее время – нет.
– Может, скажете, что меня на вызов дернули? – заныл Шубников, – а до завтра она забудет…
– Идите, доктор. Вы же не знаете, зачем она вас пригласила.
– Ну явно не затем, чтобы премию вручить. Или почетную грамоту.
– Да, – вздохнула Клавдия Константиновна, – это крайне маловероятно.
– Ну вот…
– Идите-идите.
Шубников снова надел халат и, не застегиваясь, побежал на второй этаж, перебирая в памяти свои прегрешения. Было их не так чтобы мало, но по опыту он знал, что сильнее всего получишь именно за то, в чем нисколько не виноват.
Медкарты на столе главврача образовывали настоящий бастион, из-за которого виднелась только ее макушка.
– Ой, кто это к нам пришел, – пропела она, – сразу и не разберешь, то ли ведущий хирург поликлиники, то ли санитар из морга.
Шубников вздернул подбородок и халат застегивать не стал.
Главврач вышла из своего укрытия. «Ой, а кто это, – мысленно передразнил Шубников, – то ли главврач, то ли торговка с Кировского рынка». Таисия Михайловна была полная брюнетка лет сорока с короткой стрижкой и челкой, высветленной по последней дикой моде, к которой Шубников еще не успел привыкнуть.
– Саша, ну что за вид, – приблизившись, главврач поправила ему перекрутившийся воротник халата, – хирург – это ведь лицо поликлиники. Как думаешь, мне приятно, что у нашего учреждения такое помятое лицо?
– Что звали-то?
– Ах да! – Таисия Михайловна улыбнулась и легонько стукнула себя по лбу, – сообщаю вам, дорогой Александр Васильевич, что пришло время исполнить ваш гражданский долг!
– Я уж исполнил. С горушкой.
– Не воинский, а гражданский.
Не понимая, куда она ведет, Шубников почесал в затылке. Главврач засмеялась:
– Помните, мы вас выбрали народным заседателем?
– Нет.
– Ну как же? Это единственная общественная нагрузка, которую вы любезно согласились нести.
– Но я думал, что меня никогда не вызовут. Врачей ведь обычно не дергают?
– Обычно нет. Но тебя возмездие все-таки настигло. Короче говоря, ноги в руки и топай в суд.
– Сидеть там, слушать все эти дрязги?
– Сидеть там, слушать все эти дрязги.
– Да ни за что! Вы же можете меня не пустить по производственной необходимости?
– А у меня ее нет, – Таисия Михайловна торжествующе ухмыльнулась.
– Как это нет? Что ж, Селиверстова одна останется?
– Ну так остается же, когда ты в отпуске, и наоборот. Ничего страшного.
– А она не согласится!
– Да что ты говоришь! Я ей полставки подрисую за расширение зоны обслуживания, она только рада будет.
– Она дура.
Главврач нахмурилась и скрестила руки на груди, став похожей на Наполеона, только толстенького и в белом халате:
– Дура не дура, Сашенька, зато у нее всегда талоны вовремя сданы, инвалидности оформлены, карточки написаны, а с тобой я как на пороховой бочке. Ты то с похмелья, то пьяный, то вообще… Будто и не знаешь, что страна взяла курс на борьбу с алкоголизмом.
Шубников пожал плечами.
– Клава хоть отдохнет от тебя, – продолжала главврач, – ты подумай, я тебе дала лучшую медсестру во всей поликлинике, а ты ее за полгода в тяжелую невротичку превратил. Она за тобой смотрит как за малым ребенком, половину твоей работы делает, ты хоть это понимаешь?
– Это понимаю.
– Ну вот и иди в суд. Посмотришь кстати, до чего пьянство людей доводит. Если тебя цирроз не пугает, может, хоть зрелище моральной деградации на какие-то мысли натолкнет.
– Не натолкнет. Меня перевоспитывать – дохлый номер.
Таисия Михайловна поморщилась и вдруг погладила его по плечу так мягко, будто он был ей родным человеком.
– Ах, Саша, Саша, – она покачала головой, – как достучаться до тебя?
Он резко отступил.
– А никак! Я работу свою делаю, а остальное вас не касается.
– Зря ты дистанцируешься от коллектива.
– Знаете, Таисия Михайловна, я еще не до такой степени морально деградировал, чтобы сунуться в дружный женский коллектив.
– Побрейся хотя бы перед заседанием.
Главврач села за стол и раскрыла верхнюю карточку, очень пухлую, в картонном переплете с изъеденными временем уголками. Корешок был подклеен розовой цветной бумагой под мрамор, некая праздничная заплатка на мрачной летописи болезней. Пробормотав, что все понял, Шубников быстро ушел, пока Таисия Михайловна не выхватила его запись с какой-нибудь чудовищной ошибкой.
Хотя… Лучше было бы получить очередной нагоняй, чем узнать, что с понедельника ему придется ходить в суд. Это даже хуже, чем на учебу. Впрочем, нет, на учебу все-таки хуже, ведь в суде не встречаешь на каждом углу старых знакомых.
После антисептиков и ламп дневного света ленинградский воздух казался ему свежим и сладким, как сама свобода. Выйдя на крыльцо поликлиники, Шубников потянулся, резко выдохнул, напугав, кажется, при этом небольшой отряд бабушек, готовящийся к атаке на регистратуру, и подставил лицо ласковому сентябрьскому солнцу.
