За три месяца до Нового года. Городище каменщиков, что в губернии Энска. Дьякова служба.
В клети сидел здоровый парень с крепкими телом и пудовыми кулаками. Соломенные волосы торчали в беспорядке, яркие голубые глаза на широком лице излучали весёлость и бесшабашность, а тонкие губы еле сдерживали улыбку. Он слушал приговор судьи, который зачитывал текст с жёлтой, слегка помятой, бумажки.
– Решение суда! – крикливым и тонким голосом начал худощавый муж с крючковатым носом. – Признать виновным в кабацкой драке с последующим смертоубийством двух человек, сопротивлением при аресте и оскорблениями в адрес службы исполнения Права – Лихолетова Артёма Борисовича. Двадцати трёх годов от роду, вольноотпущенного, ранее судимого за хулиганство и побои. В виду тяжести преступления суд назначает повинность на выбор.
Служба штрафников на южном приграничье в рядах пехотного полка армии его Княжеского величия, сроком на двадцать пять лет без права амнистии / или каторжные работы на государственном золотом прииске пожизненно, – хлопнул обухом деревянного топора судья.
– Ну, и чтобы окончательно усраться, каков третий вариант? – расслаблено произнес осуждённый, прикидывая свою незавидную долю. Сбежать с прииска можно, но без теплой одежды и припасов с берегов Лены так просто не доберёшься. Дезертиров стреляют без суда и следствия, а юг кишит змеями, тварями и доносчиками.
– Поселение на три года на Острове Буйный, без права амнистии, – злорадно выплюнул дьяк.
– Вот, это по мне. Через три года встретимся, дьяк – сизый хряк. И с тобой тоже, задроченный особо уполномоченный, – рассмеялся в лицо чинам Артём.
– За оскорбление службы исполнения Права, Вы наказываетесь…
– Не шипи так, башка болит. А ты мне уже решение вынес, от того второй раз не можешь за одно и то же судить. Съел хрена с солью? Короче, на поселение еду. Как говориться, семь бед – один ответ. Только чтобы сани с бубенцами были и ямщик поразговорчивее. Чего замерли? Жрать осуждённому когда дадите?
Через два часа прибыла крытая карета для перевозки заключённых. Артёма грубо толкнули внутрь, а после приковали к сиденью. На вопрос об удобствах – указали на дыру в полу.
Помимо здоровяка, пассажирами чёрного воронка, как называли дилижанс с каторжанами, были трое угрюмых ребят с воровскими рожами и тщедушный старичок с бегающими глазами.
– Покатилась душа в рай, – громко смеясь, грохотнул Артём. – Теперича город вздохнёт свободно, аж пятерых лиходеев выпроводила управа! Глядишь, губернатор увидит в том добрый знак и главных чинов следом сошлет… Вот, тогда заживёт городище…
– А‑ну, цыц там! Говорить не велено, – отозвался стражник и для острастки ткнул древком копья здоровяка, но не сильно. Больше для того, чтобы, если случайный прохожий и услышал похабные речи арестанта, то видел попытку доброго стража закона прекратить хуление высших чинов власти. А, положив руку на сердце, был солидарен со словами осуждённого. (отрывисто)
Дьяков служка подскочил к ямщику, сунул в руки сопроводительные бумаги и помчался по своим чернильным делам.
Громко цокнув, возничий ударил по крупу лошадки, заставляя тронуться. Колесо тюремного дилижанса закрутилось, наматывая мусор и грязь с мостовой, рисуя новую судьбу для пятерых заключённых.
– Грузимся быстрее, сухопутные крысы. Поживее! – кричал крепкий дядька с корабля. Засаленная фуражка с кожаным козырьком была украшена пуговицей с изображением якоря. Волны и ветер вытравили синий цвет глаз и изрезали морщинами крупное лицо с приплюснутым носом. Солнце разлило деготь на кожу рук, выжгло цвет бороды и волос, оставив их серебряными. – Куда тащишь вьюк, сучье племя? В трюм, я тебе говорю. На хрен ты на палубу кидаешь?
– Господин старпом, не сдюжим с этим ящиком! Разрешите разобрать на части и перенести! – гаркнул матрос с берега.
– Тупая башка, видишь, опечатаны все стороны. Значит, нельзя… Травите лебёдку, – проорал в ответ мореман.
– Дык лебёдка не дотянется. Ещё шагов двадцать пердячим паром нужно тащить, – высказал свое мнение моряк.
– Так-то верно, а валки на кой хрен тебе? Катни на них двадцать шагов, бестолочь.
– Ты старый хрен, говорю, не сдюжим, значит, так и есть, – взорвался старший матрос. – Шобы валки подсунуть, нужно приподнять. Плечо приложить некуда. Ещё двоих‑троих нужно.
– Попроси каторжан. Нету людей, сам знаешь, – уже спокойным голосом отозвался старпом, соглашаясь с доводами.
К карете подошёл мореман с неумелой просьбой. Он явно стеснялся просить, больше привык помыкать.
– Это, ребята. Пойдём, толкнем ящик. Нужда есть в ваших руках, а не то до вечера простоим. Когда ещё подмога с города дойдёт…
– Мы осуждённые, значит, находимся под арестом, морячок. Да, и какая нам с того печаль? День прошёл, срок уменьшился, – с умешкой процедил один из братьев.
– С меня бутылка и снедь. Все получше, чем та баланда, коя вам на ужин перепадет, – начал торговаться старший матрос.
– Не интересно спину рвать, морячок. Подумай, может, что ещё предложить? – поднимал ставки второй арестант.
– А ежели батогами угощу? – взъярился мореман.
– Никак не можешь, – ухмыльнулся третий. – Покамест, до места не доставишь, мы с братьями под защитой Прааава находимся. Наказывать можно лишь за преступления, а мы ничегошеньки не сделали после судилища.