Данте
Предательство карается смертью.
Я убил множество людей, потому что они предали наше дело, потому что они предали Синдикат. Лицемер, лжец, убийца – вот кем я был. Дон. Босс. Судья, решающий, кому жить, а кому умереть.
Вот почему я все еще был здесь, а не умер за свои преступления, за свое предательство.
Я предал Синдикат пять раз. Я поклялся на крови, что буду верен своему делу, поклялся в верности своей жизнью, пообещал ставить интересы Синдиката на первое место. Превыше всего остального.
Но пять раз я ставил интересы женщины превыше блага Синдиката. Я обманул своего отца. Нарушил клятву. Предал своих людей.
Некоторые Доны почитали себя превыше закона, превыше неудач. Они не могли предать дело, потому что они сами его вершили. Они не могли потерпеть неудачу, потому что они не знали неудач. Я же не разделял подобных убеждений.
И все же мои предательства остались безнаказанными, по крайней мере, я не заплатил за них по законам нашего мира. Но за каждое предательство я расплачивался очередным предательством. Я предал и был предан. Правосудие в чистом виде.
Что посеешь, то и пожнешь.
Моя жизнь была историей предательства. В конце концов, мне пришлось бы пойти на жертвы, которые могли стоить мне всего, что у меня есть, если бы я хотел сохранить то, что значило для меня очень много.
Данте девятнадцать лет
Данте
Приглушенные всхлипы заставили меня остановиться посреди коридора. Рыдания доносились из библиотеки. Я пошел на звук и открыл тяжелую деревянную дверь. Инес сидела в кресле в своем любимом уголке для чтения с книгой на коленях, но я сомневался, что она могла разглядеть хоть одну букву на страницах раскрытой книги. По ее щекам струились слезы.
Моя сестра не была плаксой. Ни разу не видел, чтобы она плакала, за исключением нескольких случаев, когда она была еще совсем маленькой девочкой. Наш отец учил нас подавлять любые эмоциональные всплески.
Инес посмотрела на меня своими голубыми глазами, ее тело напряглось, но она расслабилась, когда заметила, что это я.
– О, это ты!
Она быстро вытерла слезы, избегая встречаться со мной взглядом. Я закрыл дверь, прежде чем подойти к ней и опуститься на маленький пуф, на который она по обыкновению клала ноги во время чтения.
– Что стряслось? – спросил я, стараясь, чтобы мой голос при этом звучал спокойно, даже несмотря на внутреннее волнение.
Тяжело сглатывая, она шелестела страницами книги.
– Отец выбрал того, за кого меня выдадут замуж.
Инес было шестнадцать лет, так что пора было принимать это решение. Отец откладывал его так долго лишь потому, что это давало ему определенные рычаги давления. Дрожь в голосе Инес только усилила мое беспокойство.
– Пьетро просил твоей руки.
Если отец выбрал его, тогда это был хороший выбор. Он был тихим, сдержанным молодым человеком, который демонстрировал свою темную сторону только в случае крайней необходимости. Мы были с ним в этом похожи. У меня было ощущение, что будучи женатым человеком, он будет также сдержан.
Инес кивнула, а затем бросилась ко мне. После секундного замешательства я обнял ее за плечи.
– Инес, скажи мне, в чем дело. Сейчас же.
– Он отдает меня Якопо Скудери!
Мое тело напряглось.
– Что? – гневно зарычал я.
Инес всхлипнула, ее слезы пропитали воротник моей рубашки и шею. Она не переставала дрожать и трястись. Я никогда не видел ее такой, но, учитывая то, что она рассказала, такая реакция казалась ожидаемой.
В прошлом мы с Якопо часто работали вместе, и моего мнения не спрашивали. Отец хотел, чтобы я работал со Скудери, поскольку они были сыновьями его Консильери[1], но я не испытывал к Якопо ничего, кроме ненависти. Он был жестоким, мстительным существом, получающим удовольствие от унижения людей, которых он почитал ничтожеством. Это касалось женщин, подчиненных, находящихся под его непосредственным руководством, тех кто был ниже его, и даже его младшего брата. И хотя я был не менее жестоким и мстительным, чем он, я не находил удовлетворения в унижении других, а женщин тем более.
Несколько раз, когда меня заставляли наведываться в один из принадлежащих нам борделей, я воочию видел то, что Якопо считал забавным. Еще больше ужасных историй я слышал от его младшего брата Рокко, когда тот напивался и не мог заткнуть свой большой рот. Якопо был садистом, как в постели, так и во всех прочих отношениях. Я и представить себе не мог, известно ли Инес о степени его морального разложения, и все же она понимала, что он был худшим для нее вариантом.