Георгий был понаехавшим лимитчиком, именно так: понаехавшим, а не приезжим. Приезжий – это вроде как гость, командировочный или просто турист, которой интересуется культурой и историей, а Георгий «приперся и живет, не краснея», – как говорила Танина мама. Но мамы давно нет, и что она там говорила, никому не интересно.
Таня и Георгий были однокурсниками. Танька сразу его заметила, впрочем, не только она, и действовать надо было очень быстро, прямо по-военному, проявляя стратегию «идти свиньей», или прощай, Георгий! Таня прощаться не хотела и «пошла свиньей», нахрапом завладев Георгием! Он не то чтобы испугался, но и не привык к такому напору со стороны девушек. И потом, там, в его солнечном и теплом Тбилиси, сплошь красавцы, а девушки тонки и изысканны, они стыдливо отводили глаза и шептались – гордый профиль, томный взгляд – вроде как невзначай, случайно.
Они столкнулись в студенческой столовке. Георгий стоял и мялся с выбором, потому что денег было в обрез.
– Харчо, котлеты с пюре и компот! – неожиданно из-за спины выкрикнула Таня.
Георгий резко повернулся, а Таня прямо и открыто посмотрела ему в глаза и добавила:
– Я угощаю! Что? Разве это неприлично – угостить однокурсника?
Георгий покраснел, однако препираться означало бы посвятить всех в происходившую ситуацию, а он не хотел такого развития инцидента. Прошептал внятно и с достоинством, правда, одними губами:
– Благодарю, – но так, что Таня всю ночь вспоминала эти губы.
С тех пор она начала таскать в институт то пирожки, то бутерброды и угощала ими Георгия как бы невзначай, вроде как заодно. Он угощался с неизменным достоинством и благородством. Девчонки хихикали, а пацаны, как всегда, ничего не замечали.
Учились они в геологоразведочном – легко, весело, непринужденно. Хороший курс, своя компания, походы, костры, гитара – романтика!
«Милая моя, солнышко лесное…»
«Бред! – думала Таня – Как это может быть: лесное солнышко?» – но подпевала, как и все.
Это было начало четвертого курса. Всех повезли «на картошку». Студенты закупали портвейн, всякую снедь типа «кильки в томате», ну а картошки – поля: хоть пеки, хоть вари, хоть сырой ешь.
После трудового дня садились у костра и пекли эту самую картоху. И были всеобъемлющее чувство счастья, беззаботности и полная уверенность в светлом будущем, а иначе и быть не могло. Все понятно и просто, как картошка.
– Вот скажите мне, – начал Антон, – вот чем мы не растения? Нас ведь тоже посеяли, взрастили, окучивали, оберегали…
– Ну и что? – спросил кто-то.
– Как что? Вот картошка даже выросла, вобрав в себя весь сок из земли, все полезное, налилась, наполнилась и принесла пользу народу! Нас ведь вырастили, вскормили и выучили!
– Э, брат! Да тебе бы на трибунах выступать! Принести пользу всем – значит никому! И потом, я не овощ! – с улыбкой добавил Георгий.
– Ты не овощ, ты фрукт! И тот еще! – сказала Ленка, дуя на обожжённые пальцы.
– Я?
– А то кто ж? Танька вон сколько сессий тебя обхаживает, обхаживает, а ты?
– Лена! – с укоризной оборвала разговор Таня.
– Что Лена? А впрочем, как хочешь! Сами разбирайтесь.
Георгий хоть и отмолчался, но для себя выводы сделал. В это время откупорили очередную бутылку, разлили по стаканам, и кто-то предложил сыграть в эту самую пресловутую «бутылочку». Все хихикали и невинно целовались, принимая условия игры. Очередь дошла до Тани. Она крутанула бутылку, и горлышко, словно стрела Амура, указало в аккурат на Георгия! Таня замерла от счастья. Она быстро и решительно чмокнула его в губы. Он не растерялся, обнял ее за плечи, привлек к себе и на глазах у всех поцеловал ее глубоко и проникновенно, по-взрослому, не стесняясь и не прячась.
Ребята засвистели и заулюлюкали. Так начался их роман!
Они открыто ходили парочкой, а остатки «картофельных дней» обнимались и целовались.
Уборка урожая подходила к концу. С одной стороны, всем хотелось домой, в теплые родные кровати. Избалованные москвичи привыкли, что горячая вода – это совсем не роскошь, и тело ныло и просило комфорта. С другой стороны, они понимали, что навсегда потеряют единение, атмосферу и свободу, и вот еще чуть-чуть, какой-нибудь год-другой – и они все будут зависеть от обстоятельств. Их поглотит черная дыра под названием «взрослая жизнь», и они будут зависеть от семей, детей, начальства, работы, зарплаты, и понесется… эта взрослая жизнь, в которую так стремишься попасть, так торопишься, а потом? Молодость – миг! По сути, это какие-то пять лет, с первого по пятый курс. И ФСЁ!
Последний денёк выдался особенно погожим. Георгий и Таня шли по кромке пшеничного поля. Золотые колосья, словно гладь моря, перекатывались то влево, то вправо, игриво заманивали, звали. Танька зажмурилась и поцеловала Георгия.
– Можно, я буду называть тебя Гоги?
– Можно. Меня так мама называет.
Внезапно теплый и ласковый ветер не на шутку разбуянился, также вдруг первые крупные капли с горячего, еще не остывшего неба обрушились на землю. И начался настоящий ливень! Танька и Георгий засмеялись, заметались, не зная, где укрыться. Старый, полуразвалившийся не то амбар, не то житница стоял на краю поля. Они, уже мокрые насквозь, забежали туда, продолжая хохотать. И им было светло и радостно, и они любили друг друга так же.
