Алексей. 1979 год.
С двадцать пятого августа у Алексея Пожарского начиналась новая жизнь. Накануне он, выпускник областного пединститута, приехал по распределению в районный центр Явленку 1 работать в школе учителем русского языка и литературы. Пожилая секретарша в приёмной директора приняла от него заявление, после заполнения анкет, она подробно объяснила, как пройти в райвоенкомат для постановки на воинский учёт. Когда же секретарша хлопнула ладошкой по папке с собранными документами, Лёшка подумал: «Ну, вот и всё, попал! Завели на меня личное дело!»
– Да, мил человек, – как будто прочитала его мысли секретарша, – начинается ваш трудовой стаж. Пойдёмте к директору.
Седовласый старик в потёртом кителе с орденом Красной Звезды неловко привстал и протянул руку навстречу Алексею через стол.
– Ну, вот и хорошо! С прибытием! Меня зовут Степан Нестерович Гроздов, а вас, молодой человек?
– Алексей Пожарский… Егорович, – Лёша пожал крепкую мозолистую руку директора.
– Ничего-ничего! Привыкайте. Теперь вы на всю жизнь для коллег и учеников будете Алексеем Егоровичем.
Жестом директор предложил присесть напротив него, а сам стал просматривать оставленную секретаршей папку с документами.
– Вот оно как, красный диплом! Отличник, значит! Это хорошо! Ну, я думаю, всё у вас получится. Семейное положение: холост. Это дело поправимое. Коллектив у нас женский. Мужиков всего трое. Трудовик, военрук и я. Так что держи ухо востро! Бабы у нас, то есть сельчанки, народ – ух! Ядрёный! Да ты не смущайся! Дело молодое! – директор подмигнул, без обиняков переходя на «ты». – Ну, да ладно, не об том речь. Я смотрю, ты к нам прямо с чемоданом. И правильно. Мы подготовили тебе жилище. Добротный дом, крестовой! Там баб Маша живёт. Одна. Пенсия у неё небольшая. Вот она и пускает на подселение. Порядок и чистота у неё идеальные. Ну, пойдём. Я тебя сам отведу к ней. Познакомлю, так сказать.
Степан Нестерович как‑то неуклюже стал выбираться из-за стола. Опираясь на тросточку и прихрамывая, он вышел на средину кабинета. И тогда Алексей увидел, что у директора был только один левый башмак, а из-под правой штанины выглядывал алюминиевый костыль с резиновым набалдашником.
Жила баб Маша неподалёку от школы. Когда мужчины подошли к её дому, она, как будто ждала, уже стояла на крылечке:
– Вот и Стёпушка пожаловал. Здравствуйте, гости дорогие. Милости прошу в дом.
Пройдя широкую веранду, Алексей оказался в просторных хоромах. Слева у окна расположился стол, напротив – печь с чугунной плитой. Одна дверь напротив входа вела, видимо, в большую комнату, другая, справа, – в комнату поменьше. А вместительная прихожая служила одновременно и кухней, и столовой. Обычно летом баб Маша готовила на лёгкой плите во дворе, но по случаю прихода гостей протопила печь в доме. Знакомый с детства запах свежевыпеченного хлеба принял Алёшку в свои объятия.
– Вот здесь, – женщина указала на дверной проём справа от входа, – будет ваша комнатка, не смущайтесь, проходите.
– Это, баб Маша, и будет наш новый учитель литературы Алексей Егорович, – представил директор молодого педагога.
– Ага, вместо Грудинихи, значит? – осведомилась хозяйка. – Оно и понятно, если Грудиниха ушла в декрет, вернётся нескоро. Пока пятерых не родит. Я их всех Грудининых знаю. У мамки её детей‑то семеро, а у бабки – одиннадцать было.
– Ну, ты, Алексей Егорович, баб Машу не переслушаешь, ты давай, чемоданчик свой в спаленке пристрой, пиджак скидывай и выходи к нам.
За шторками скрывалась большущая «спаленка». В общаге, где прожил Лёшка студентом четыре года, на такой площади поместилось бы кроватей пять. А здесь стол, койка, шифоньер и книжный шкаф, расставленные вдоль стен, открывали центр комнаты, как будто для танцев. «Здесь теперь и предстоит мне жить!» – с восхищением подумал Лёха.
Когда квартирант опять появился в кухне, директор сидел во главе стола, хлебосольно накрытого хозяйкой, и разливал по стопкам водку, по-доброму прозванную в народе «коленвал».
Вообще‑то, Алексей к спиртному был равнодушен. И на студенческих капустниках ни водку, ни «бормотуху» не употреблял. Приходил со своей бутылкой сухого вина, и одного стакана ему хватало на весь вечер. За что сначала его наградили обидной кличкой «Аристократ» с добавкой «хрéнов», а потом, с чьей‑то лёгкой руки, за ним закрепилось более благородное прозвище «Князь Пожарский».
Однако рассказывать о своих алкогольных пристрастиях «старикам», так для себя он окрестил баб Машу и директора, Алёша не стал.
– Присаживайся! – пригласил его Степан Нестерович. – Да и ты, Мария Ивановна, давай к нам, хватит хлопотать, на столе всё есть: и выпить, и закусить.
Было видно, директору не терпелось.
– Да, что ты, Стёпушка, лошадей‑то гонишь? – попыталась оправдаться баб Маша. – Вон у Алексея Егоровича тарелка пустая. Я вот щей томлёных налью.
– Это правда, щи у баб Маши – за уши не оттащишь! Мне тоже наливай! Да что ж это будут за щи без водочки? Ну, давайте! С приездом, как говорится, в наши края, за знакомство и на здоровье!
Директор опрокинул стопку, смачно сглотнул, закрыл глаза от удовольствия, наслаждаясь процессом:
