Мужик сверху снова долбил стену перфоратором. Это повторялось каждое субботнее утро на протяжении двух месяцев. Вика и представить не могла, что можно делать столько времени, разве что бесполезные дыры ради издевательства над соседями. Но вместо того чтобы подняться и поговорить, она предпочитала лежать и проклинать. В её голове порой возникали мерзкие картины, и она сама сокрушалась над своей жестокостью, и всё-таки было бы приятно провести хоть одно субботнее утро в тишине, если бы этот кретин грохнулся и наткнулся глазом на сверло.
Не надеясь на дальнейший сон, Вика отбросила одеяло в сторону, лениво потянулась и встала с кровати. Отодвинув лёгкие шторы, которые нисколько не задерживали солнечный свет, она некоторое время смотрела во двор, где играли дети. Их голоса полностью тонули то в вороньем карканье, то в грохоте перфоратора. Да и железная дорога, проходящая совсем рядом, не оставляла шансов на тишину. Но зато аренда здесь была невысокой – всего десять тысяч в месяц, – и Вика мирилась со всеми недостатками во имя крохотной выгоды.
Вике шёл двадцать третий год, она не умела ни жить, ни тем более выживать. Последние пять лет превратились в сущий ад. Она не поступила в институт – да и было бы где брать деньги, – не смогла устроиться на работу и перебивалась подработками. Прошлой зимой слегла с пневмонией, страшно замёрзнув, пока раздавала листовки. А перед этим заплатила неподъёмные для неё полторы тысячи за стыренный кем-то другим товар во время ночной выкладки в гипермаркете. Но вернуться домой ей не позволяла гордость, и она с ужасом осознавала, как эта гордость потихоньку сталкивает её в пропасть.
Намылившись остатками фруктового геля, Вика услышала телефонный звонок. Выключив воду, она прислушалась, резво выскочила из ванны и, поскользнувшись на мокрой плитке, упала, разбив лоб о порог, губы о пол. Горько захныкав, она села, потёрла ушибленное колено и пошла в комнату, только когда телефон перестал дребезжать.
Прокляв на чём свет стоит звонившего, Вика неприятно удивилась, увидев номер хозяйки квартиры. Вспомнила, что вчера должна была заплатить аренду, и несмело перезвонила.
– Алло, Вика, ты спишь, что ли?! – накинулась хозяйка.
Вика перевела взгляд на часы: половина девятого.
– Нет, Раиса Петровна, не сплю.
– Тогда чего на звонки не отвечаешь? Ты опять за аренду не заплатила! Ты обещала в этом месяце заплатить вовремя.
– Я помню. Я сегодня заплачу.
– Ты вчера должна была заплатить!
– Простите, пожалуйста, я… Я сегодня обязательно заплачу.
Раиса Петровна не ответила и бросила трубку. Вика обречённо вздохнула, кинула телефон на кровать, отжала волосы прямо на пол и ногой потёрла мокрое пятно на ковре. Задумавшись, достала из ящика шкатулку и насчитала шесть тысяч триста сорок восемь рублей. Порывшись в карманах и сумках, наскребла ещё пятьсот тридцать рублей и поджала губы. У неё не хватало на аренду, через неделю придёт квитанция на коммуналку, а она ещё за прошлый месяц не заплатила.
В тысячный раз задумавшись о своей жизни, Вика решилась снова отнести мамин кулон в ломбард. Обычно за него давали две с половиной тысячи. Может, сегодня ей удастся выпросить все три.
Пока раздавала листовки за сто пятьдесят рублей в час, пока мыла огромные окна пекарни за сраный косарь, Вика осознавала, что в её действиях нет логики. Почему она считает возвращение домой позором, а неуважение к собственной жизни нормой? Разве это нормально, когда твоё время стоит гроши? Она, молодая и привлекательная девушка, растрачивается по мелочам, моет чужие окна, обливаясь грязной водой, практически за спасибо. Только чёрный труд едва ли наградит её судьбой Золушки.
Потратив уйму времени на внешность, Вика надела кружевное синее бельё, ультракороткое платье, жутко неудобные босоножки на платформе и отправилась в бар. Чтобы сэкономить деньги, она поехала на автобусе, где старательно игнорировала похотливые и осуждающие взгляды. Всем своим видом она строила из себя неприступную даму, а уже в баре примерила роль игривой девицы. Она внимательно присматривалась к людям, отшивала непривлекательных, пьяных и извращенцев. Наконец рядом с ней сел солидный с виду мужчина, слегка за сорок, при галстуке. Вика скользнула по нему заинтересованным взглядом, но первой заговаривать не стала.
– Могу я вас угостить? – спросил он.
Вика без улыбки кивнула.
– Ждёте кого-то? – спрашивал он.
Она помотала головой.
– И я пришёл один. Скрасим вечер друг другу?
– Только если оплатите мне такси, – сказала она, безжизненно улыбнувшись.
Он окинул её понимающим взглядом, встал и поманил за собой. Вика подчинилась. Они остановились у туалета, мужчина протянул ей пятитысячную купюру и беззлобно спросил:
– Этого хватит на такси?
– Вполне, – согласилась она, убрала деньги в сумку, и они вошли в туалет.
Прижатая лицом к холодной плитке, Вика отрешённо смотрела на висящую над унитазом чёрно-белую картинку с психоделической кляксой. Мужчина жадно пыхтел ей в затылок, остервенело вбиваясь в неё, вжимал её в стену и хаотично лапал в промежности. Наконец кончив, он шумно выдохнул, облизал ей шею и грубо развернул к себе. Очертив пальцем овал её лица, погладил по волосам и сказал:
