Утро в ежином семействе выдалось суматошное: мамочка затеяла генеральную уборку.
– М-да, – обречённо сказал папа Белобрюх, – мамочкина уборка хуже снежной бури. Как налетит! Потом не найдёшь ничего.
За это он был сослан на чердак, чинить старую прялку. Старшие дети трудились внизу: Люк, пыхтя, скоблил половицы жёсткой щёткой, Марита мыла высокие окна. Мамочка, повязав голову косынкой, отчаянно скребла на кухне казаны и кастрюли.
А Оскара отправили за черникой для пудинга. Идти надо было аж на Фиолетовую топь, но он не возражал. Во-первых, всё лучше, чем дома тряпкой махать. А во-вторых, Фиолетовая топь потому так и называется, что вся она, куда ни глянь, заросла мелкими болотными фиалками, которые Аника обожает.
На обратном пути, выходя из Столетней пущи, Оскар встретил Яна по прозвищу Длинный. Ян – туповатый лис-второгодник – был всегда какой-то квёлый, как будто проснуться забыл (поговаривали, что он кошачьей мятой балуется), и пахло от него мухоморами. Всё у него было тощее и длинное: и хвост, и лапы, и томно-улыбчивая морда.
– Хей, брат! – лениво взмахнул лапой Ян. – Вижу, чернику тащишь, небось, на Фиолетовую топь ходил? Дело хорошее. А это чего, цветочки? Ну-ну! – Лис растянул пасть в понимающей ухмылке. – Только Аника твоя со старшим Полоскуном на ручей ушла, сам видел, как в овраг спускались, так что ей сейчас, мыслю, не до цветочков.
Оскар посмотрел в корзину, на подвядший букетик фиалок, уложенный поверх синих ягод: Аника… как же так… Неужели правда?
Поднял глаза на Яна, смерил тощую фигуру насмешливым взглядом:
– Вот скажи мне, Длинный, как это получается: ты такой уже длинный, а всё дурак дураком? Цветочки эти – Виола Палюстрис! Могучая вещь, улучшает… эм-м-м… мозговую деятельность. Вроде кошачьей мяты, только наоборот. Прям чудеса творит! Отделяешь лепестки, настаиваешь сутки на берёзовом соке. Перед экзаменом – самое то!
Тусклые глазки Яна приоткрылись.
– Правда, что ли?
– А то. На вот, держи, а то опять на второй год останешься. То есть на третий. И не благодари, не надо. – Оскар вынул из корзинки бесполезный букет, вложил его в корявую лапу Длинного и, не оглядываясь, зашагал к дому.
* * *
– …Угу, с этим переростком! Он же двух слов связать не может! – Оскар говорил, набив рот кошачьими сухариками, поэтому у него получалось «фяфать не фофет».
Тиса лежала на террасе, подвернув передние лапки, – уютно, как только кошки умеют. Сочувственно кивала. Рядом, прямо на столе, растянулся хромоногий рыжий Патрик. Блаженно свесил хвост: переваривал Тисино угощение.
Оскар с ним познакомился пару лет назад на опушке, где калина растёт. После Совиной войны котам из деревни ходу не было. Да они особо никуда и не рвались: сидели себе по домам, толстели исправно. Один Патрик шатался то тут, то там, всё его к лесу тянуло, к вольной жизни. Так и встретились. С тех пор Оскар частенько заходил в деревню – пожевать кошачьей еды да поболтать про всякое. Мамочка это категорически не одобряла («Котам веры нет, и еда их – дрянь!»), но Оскар был уже не в том возрасте, когда мамино мнение кажется единственно верным.
– Енот, говоришь? – Патрик зыркнул на Оскара зелёным бандитским глазом. – Ну, так ты ж тоже не кунец, Оскар. То есть не куница. И вообще, слыхал поговорку: что позволено еноту, не позволено ежу! – Кот сипло хохотнул. – С девчонками, парень, построже надо, чтобы знали, кто главный. Ну и слово всегда держать: кошак сказал – кошак сде… ай! – Патрик приподнялся и яростно заскрёб лапой за ухом.
– Не слушай его. – Тиса заботливо пододвинула Оскару мисочку с молоком. – Попробуй её вкусным угостить!
Она поднялась, пошла в дом. Вернулась, протянула пакет с сухариками:
– Вот, со вкусом лосося. Отнеси девушке! Еноту вашему такого не достать.
– Сфафибо! – благодарно закивал Оскар, не переставая жевать.
* * *
«Кошак сказал – кошак сделал!» – повторял Оскар, поднимаясь по тропинке к Куничьей слободке. Ему повезло: дверь открыла сама Аника. Аж сердце подпрыгнуло – до чего же она красивая: гибкая шея с белым «воротничком», глазки – терновые ягоды… И в них отражается он: неловкий, маленький, толстый. Оскар нахмурился, схватил Анику за лапу, молча потащил за собой через сад, к скамейке, скрытой зарослями жасмина. Силой усадил, плюхнулся рядом. Аника хмыкнула, посмотрела лукаво:
– Это как понимать? Здороваться уже не модно?
Тёмная шёрстка её блестела на солнце, насмешливо морщился нос. Смотреть на это не было никакой возможности, и Оскар отвёл глаза.
– Привет, – прохрипел он, обращаясь к кусту жасмина. – Я это… насчёт домашки по лесоведению.
– М-м-м? А что с ней?
– Не знаешь, что задали? Я не записал.
– Знаю. Выучить ядовитые кустарники.
– Ага. Спасибо. А это тебе. С лососем! – Оскар протянул Анике пакетик с кошачьей едой. – А хочешь, вечером в деревню сходим? Там Тиса живёт, подружка моя, у неё таких полно, с разным вкусом!
– Подружка, говоришь?
– Да, то есть нет, ну, не в этом смысле…
Аника усмехнулась, брезгливо отодвинула лапой пакет:
– Я, Оскар, такое не ем. И тебе не советую. Тут же углеводы одни. И жир. Пользы никакой, пузо только растёт. – Аника выразительно глянула на его живот, и Оскар почувствовал, как от стыда по ушам побежали мурашки.
