Книга посвящается моим любимым бабушкам и дедушкам, которых я всегда буду помнить:
Ушедшим Болотовой Любови Николаевне,
Данилкину Александру Петровичу,
Болотову Николаю Ивановичу
и ныне живущей Данилкиной Елене Борисовне.
Автор книги (Данилкина Алина Сергеевна) не разделяет политических и других взглядов ни одного из персонажей романа «Танцы на пепле судьбы. Голубиная кровь». Автор романа с уважением относится ко всем государствам, нациям, странам, культурам и религиям и выступает за мир во всем мире. Ни одна цитата из книги «Танцы на пепле судьбы. Голубиная кровь» не навязывает читателю точку зрения, лишь являясь выдумкой автора.
Я сказал вам все это, чтобы вы нашли во Мне мир.
В этом же мире вас ожидают невзгоды,
но будьте мужественны! Я победил этот мир!
Евангелие от Иоанна 16:33
Бесшумное веретено
Отпущено моей рукою.
И – мною ли оживлено —
Переливается оно
Безостановочной волною —
Веретено.
Все одинаково темно;
Все в мире переплетено
Моею собственной рукою;
И, непрерывно и одно,
Обуреваемое мною
Остановить мне не дано —
Веретено.
Осип Мандельштам
Судьбу надо выжигать,
а на пепле её изящно танцевать,
следуя движениям своей души.
«Лёд одинокой пустыни», Алина Данилкина
Vilniaus miesto apylinkės teismas nuteisė Rusijos pilietę Taisiją Meisanę laisvės atėmimu iki gyvos galvos, taip pat konfiskavo jos visą turtą. Teismo sprendimu, Taisija Meisanė yra kalta dėl nužudymo Lietuvos valstybės tarnautojo, Gustavo Petersono.1
«Закройте глаза. Расслабьтесь. Медленно думайте об Испании. Что вы чувствуете?
Страсть и нежность? Борьбу и невозможность разъединения? Обволакивающее облако чуть шипящего "с"? Только женщина может вызывать такую бурю эмоций, не так ли?
Испания – это женщина. Настоящая женщина, которая сводит с ума и бесцеремонно отворяет дверь в твои унылые однотонные сны. "Пусть тебе приснится Пальма-де-Майорка…" Вы помните?
Вы всё, конечно, помните… Такую женщину не забывают, даже если видели ее всего один раз. Мадрид, Барселона, Валенсия, Тенерифе. Пока я встречала ее только в этих четырех амплуа, но при каждом столкновении она меняла своё лицо, повадки и запах. В Мадриде – достопочтенная аристократка, величественная, строгая и одухотворённая. В Барселоне – неприступная, необузданная, но такая гостеприимная, требующая иллюзорной независимости и несуществующей справедливости. В Валенсии робкая, убаюкивающая и добродушная. Вольная на Канарах, легкомысленная и невесомая. Слышали песню "libre como el viento", "свободная как ветер"? Это все про тебя, Испания.
Тебя боюсь я. Страшно и странно быть живым, чувствуя при этом, что ты в раю на земле, в нескольких метрах над уровнем неба…
Утро. Шум на Рамбле. Первые мурашки от испанского бриза. Свежие устрицы и звук вылетающей дубовой пробки из бутылочки розе "Moet & Chandon". Рынок ,слияние запахов вяленого хамона и мускатной дыни. Я люблю тебя за то, что с тобой я никуда не спешу. Испания. Siesta. Ретардация. Спать с тобой в унисон под пальмами и внимать извне самый эротичный "голос" мира. Твой язык, как магнит, как желание, которое невозможно заблокировать. Я хочу слышать твой голос… Всегда и везде.
Эта женщина жаждет крови. И неважно, быка ли, тореадора или только приезжего туриста, горький сок сердца которого она выпивает при первом же знакомстве. У этой женщины есть король. Выходит, она королева?
Женщина-опасность. Любит погорячее. Водные лыжи, виндсёрфинг, ночные клубы, азарт. Втянет в любую авантюру, а затем без сожаления выбросит в открытое море, язвительно ухмыльнувшись. Она любит танцевать до утра и пить ежевичную сангрию, вольно срывая с тебя грусть, агонию, тлен принципов и обязательств. Женщина-головоломка, муза, почти идеал. Она вдохновляла Веласкеса, Мачадо, Гауди и Сервантеса. Но ей всего мало. Испания ненасытна. Она рождает таланты. Испания – это стих. Это красивее, чем проза жизни. Красивее, чем проза. Красивее, чем жизнь…»
– Что ты так усердно записываешь в своем блокноте? – спросил меня отец, продолжая обжигать шершавое небо горячим ристретто.
– Мысли об Испании. Так не хочу завтра возвращаться домой, поэтому желаю остаться в этой стране хоть на бумаге…
– Таисия, тебе скоро сдавать вступительные в университет. Завязывай со своими мечтами о писательстве. Ты будешь серьезным журналистом-международником, а не умершим от передоза писателем без зарплаты и кресла в офисе. Мы так решили на семейном совете. Не расстраивай меня.
– Да, наверное, вы были правы. Я грущу не поэтому…
– Тогда в чем причина? Если ты меня обманываешь, я готов пойти против всех. Даже не поедем на собеседование, а в следующем году поступишь в Литературный, я тебя поддержу. Поддержу тебя всегда, дочь, – ласково улыбнувшись, сказал отец.
– Я боюсь, что университет не станет для меня родным, как лицей. Лицей – больше, чем просто школа. Это мой дом, в котором вместо столовой и тушеной капусты с горохом – французское кафе с лавандовыми эклерами и шоколадным фонданом. Дом, в котором вместо писклявого звонка, беспрестанно колотящего по перепонке, занятия начинаются и завершаются одним из времён года Вивальди. Дом, в котором преподают профессора университетов, доктора наук, а не тираничные авторитарные тетки, верящие в свою вседозволенность и власть над детьми.
