Немецкие военнопленные видели эту странную семейную пару только в зимнее время. Они поочерёдно привозили в лагерь, обнесённый колючей проволокой на подводе воду. Один день появлялся муж, – другой жена. Подъезжая к невысоким воротам вахты, вне зависимости, где восседал кучер на бочке или на облучке, увидеть его было не возможно. Причиной тому служил их низкий рост. Он был, не больше метра. И когда ворота открывали для проезда подводы, то на возвышающей бочке, показывалось лицо маленького человека, цыганской внешности. От них постоянно пахло рыбой, и карманы полушубков детского размера, всегда были оттопырены от сушёной рыбы. Они пытались угощать военнопленных ей, но немцы с брезгливостью воротили носами, считая эту рыбу мёртвой. Одевались они в детскую одежду, хотя внешность их была скорее старческая, чем детская. Волос их никто не видал, так как их шапки – ушанки были глубоко натянуты на головы и туго перетянуты цветными завязками. Эта деталь наводила военнопленных на мысль, что они были оба седовласые или лысые. С пленными они разговаривали жестами, добавляя к ним свой непонятный ни для кого язык. Несмотря на то, что некоторые военнопленные в совершенстве владели русским языком, распознать тот язык, на котором разговаривали водовозы, никто не мог.
Среди военнопленных был один языковед по образованию Бекам Ульрих. Он до войны основательно занимался исследованием типологической лингвистики, считал эту науку квалифицированными отношениями между разными языками, и со знанием дела говорил:
– Ничего похожего я в своей жизни не встречал. Скорее всего, их язык относится к древней Индии или к новому изобретению Сталина. Больше у меня на этот счёт никаких предположений нет.
После такого высказывания, языковед исчезнет из лагеря. Больше его никто не увидит.
Кто – то из пленных говорил, что его вывезли на историческую родину строить новую Германию. Но большинство военнопленных склонялось к мнению, что Ульриха спрятало НКВД, за интерес к двум маленьким уродцам. Он безбоязненно делился своими обширными рассуждениями о них не только с пленными, но и охраной лагеря.
С приходом весны лилипуты исчезали с поля зрения военнопленных, и воду возил кочегар Курочкин. Но как только начинались заморозки, они заступали на свою должность. Чем была вызвана сезонное исчезновение лилипутов, это вызывало любопытство у всех. Хотя большинство пленных думали, что лилипуты, которых звали Михей и Нора были артистами цирка и в тёплые времена ездили с гастролями по городам Советского Союза. Были и другие ничего не доказывающие версии, но это были всего лишь догадки и не больше. Никто об их сезонных исчезновениях толком не знал, кроме начальника лагеря Тамаза Лобелия, и его молодого заместителя майора Черкасова.
Эти слуги Сталина запрещали интересоваться лилипутами всем без исключения. К этой категории людей относился не только военнопленный контингент, а так же охрана и вольнонаёмные рабочие. Обсуждать, тему лилипутов было не безопасно. Только мирные жители не знали никакого страху.
Когда в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году, после смерти Сталина лагерь покинет последний военнопленный, исчезнут и Лобелия и лилипуты. А половина немцев уедет домой в Германию, а вторую половину перебазируют в Поволжье, шторка запрета по теме лилипутов начнёт приоткрываться. Мало того что что ходили слухи разные о них, так грибники и охотники воочию видели в этих лесах группу низкорослых людей в конце пятидесятых годов. Но что в этой группе находилась именно семья водовозов, никто этого факта подтвердить не мог. Так как лица лилипутов были закрыты капюшонами. Они все поголовно были кривоногие и, несмотря на этот физический недостаток, бегали очень резво. Людей они не боялись, но приблизиться к себе, не позволяли. При случайной встрече с грибниками они моментально растворялись в гуще леса. О том, что по лесам близ Каролины бродят лилипуты, знал и местный участковый Шевлягин. Он вначале проявит к этому известию нездоровый интерес, собрав охотников для облавы на лилипутов. Несколько дней они прочёсывали лес по берегам реки, но кроме двух дырявых лотков и гору протухших рыбьих голов, кишащими червями, ничего не обнаружили.
– Неужели они золото мыли здесь? – выдал охотникам свою догадку Шевлягин. – У нас, его испокон веков, здесь не было. Тут до войны разведку вела геологическая партия из Ленинграда. Я тогда мальчишкой был, – в классе пятом учился. И мы с пацанами иногда им помогали, ныряли в воду и доставали грунт с тех мест, где они просили достать. Дно здесь местами песчаное, а в большинстве случаев, грунт каменистый, будь – то, в реку щебёнку сыпали. Геологи уехали ни с чем, но сказали, что песок в реке качественный. Я хорошо помню все их слова. При мне у них разговор был с секретарём райкома Малининым, который ежедневно приезжал к геологам и интересовался их работой.
Участковый тогда в посёлок с охотниками вернулись без результатов. Поиски загадочных лилипутов ничего не дали. Безуспешность всего этого липового поискового проекта была предрешена, намного раньше важными людьми. Но местные властные структуры, не зная этого, решили изловить загадочных людей своими силами, чего бы это им не стоило. После чего они собирались досконально изведать до каждого сантиметра, то место, где было кладбище рыбьих голов.
