Весна порядком надоела, слишком затянув прощание с зимой, поэтому я был рад и плюсовой температуре, и даже противному дождю. Лишь бы не снег. Пальто немного продувало ещё холодным ветром, но я чувствовал себя лёгким и бодрым после тяжёлых зимних курток. Ловко перескочив с десяток луж, лавируя между суетными прохожими, я оказался перед чёрной железной дверью, нажал на звонок домофона под цифрой три и стал ждать. Пару гудков спустя раздался приветственный писк, и мне удалось проникнуть в тёплый подъезд, где на втором этаже расположилась уютная приёмная моего большого друга Ашера.
Когда-то давно мы вместе учились в школе и ходили на кружок лепки, только ни из меня, ни из него скульпторов и гончаров не вышло. Ашер бросил медицинский и ушёл в психологическую практику, а я тянул лямку сначала инженера в старом НИИ, позже променяв её на место не самого эффективного менеджера по закупкам в семейном бизнесе жены. Теперь уже бывшей, если так можно говорить о пропавшей без вести. То есть, о признанной мёртвой.
Нет-нет, она на самом деле мертва. Я видел ужасающий труп, – вынужден лицезреть его на опознании, но не смог подтвердить ничего – Лита при жизни была красивой, статной женщиной, а не тем нечто, что лежало на столе. Зато генетическая экспертиза не оказалась столь брезгливой и слабой на память, – честно выдала стопроцентное доказательство смерти моей любимой жены.
Именно поэтому я и ходил к Ашеру вот уже несколько месяцев – приходилось бороться с навязчивыми мыслями, что Лита всё ещё жива, ну или умерла не так, как написано в заключении. Эксперты ошибаются, анализы могут быть подделаны. Мой товарищ упорно твердит, что мне, скорее всего, никакие доказательства не подойдут, что нужно признать очевидное, но… Но это значит сдаться, значит всё забыть и оставить как есть – тело жены гнить в могиле, а неотвеченные вопросы – тухнуть в голове.
Зачем?
Официальная версия уравновешена двумя вариантами событий: самоубийство и преднамеренное убийство, хотя был ещё один – о случайном стечении обстоятельств. Но он оказался опровергнут во время следствия. Лита бросилась с моста в реку. Встала утром, как и всегда, в прекрасном настроении, умылась, выпила зелёный чай, ровно половину кружки, накрасилась и отправилась на работу… Не дошла.
– Курт! – мои внезапные воспоминания прервал приятный голос Ашера. – Дела не отпускают?
– Да нет, задумался, – я кивнул задорной секретарше Валечке и протянул руку другу, почему-то сегодня ждавшего у входной двери.
– А я уж решил идти тебя встречать. Вдруг ты свернул не туда, – рассмеялся он и жестом пригласил меня пройти в кабинет.
– Александр Шарипович, – обратилась к нему Валечка, – вы ведь надолго? Я вам документы на подпись оставлю в синей папке, подпишете потом? Чтобы утром отправить.
– Оставляй, конечно, – по-доброму широкой улыбкой ответил Ашер. Расположить к себе он умел и часто смеялся, что это – профессиональное.
Мы заперлись в кабинете, как делали всегда в часы терапевтических встреч, и я занял привычное место на небольшом диване, привалившись к подлокотнику. Обстановка полностью соответствовала стереотипным представлениям: большой рабочий стол в бумагах и толстых книгах, уютная старая лампа и торшер в углу, аккурат за спинкой дивана; широкое мягкое кресло и даже банкетка под окном для тех, кто решил сбежать от цепкого взгляда Ашера. Предо мной же стоял низкий стеклянный столик, и я не мог отделаться от впечатления, что нахожусь на съёмочной площадке американского фильма девяностых годов прошлого столетия. Мой друг говорил о неслучайности созданного им антуража: пациентам, воспитанным на идентичных сценариях, подверженным типичным заблуждениям, гораздо спокойнее находиться в такой среде, которую они ждали увидеть. Нет испуга и скованности, есть интерес и небольшая гордость за себя – смог, пришёл, и даже финансы позволили. А приём у Ашера, надо сказать, стоил приличных денег.
– Тебя давно не было, – начал он, усаживаясь в кресло напротив.
Я взглянул на него: гладко выбритый, непременно надушенный дорогим парфюмом, с неизменно внимательным взглядом почти чёрных глаз и такими же волосами цвета тёмного шоколада – он производил впечатление крайне успешного человека. Мы с ним были слишком разными всегда: я редко укладывал волосы, предпочитая простые стрижки, правда, так же гладко брился и не любил яркие ароматы на своём теле. Но Ашер – прекрасный друг, разумный и спокойный.
– Да тут… Такое дело…
– Слушаю.
– Ты сейчас со мной как с пациентом говоришь.
– Ну а разве это не так? Или ты пришёл для дружеской беседы? – улыбнулся Ашер, и я немного успокоился. Терапевтично.
– И да, и нет…
– Так что?
– Мне нужно тебе кое-что рассказать! И я хочу, чтобы ты записал всё, что услышишь.
– Курт… Хм… Ты ведь знаешь, что я не веду записей разговоров, следуя врачебной этике, – Ашер напрягся, чуть подавшись вперёд, и скользнул по мне тревожным взглядом.
– Хорошо. Тогда это будет дружеской беседой.
– Зачем тебе это?
– Надо! Ты должен мне помочь! Неужели так трудно просто взять и сделать, как я прошу?! – я тоже принял напряжённую позу, выпрямив спину.
