Тайна гибели Бориса и Глеба

Тайна гибели Бориса и Глеба
О книге

Среди загадок русской истории особое место занимает тайна гибели двух сыновей крестителя Руси Владимира Святославича – Бориса и Глеба, убитых по приказу старшего брата Святополка, получившего в древнерусской литературе прозвище Окаянный. После изгнания Святополка началось почитание князей в княжеском роду. Память обоих страдальцев осталась для России священною. Русские люди, и преимущественно княжеский род, видели в них своих заступников и молитвенников. Летописи содержат много рассказов о чудесах исцеления, происходивших у их гроба, о победах, одержанных их именем и с их помощью, о паломничестве князей к их гробу, и т. д.

Сохранившиеся исторические свидетельства о гибели двух князей порождают круг непростых вопросов. На них отвечает в своей книге историк Д.А. Боровков.

Книга издана в 2009 году.

Читать Тайна гибели Бориса и Глеба онлайн беплатно


Шрифт
Интервал

От автора

Среди загадок русской истории особое место занимает тайна гибели двух сыновей крестителя Руси Владимира Святославича – Бориса и Глеба, убитых по приказу старшего брата Святополка, получившего в древнерусской литературе прозвище «Окаянный». После изгнания Святополка началось почитание князей в княжеском роду. Впоследствии они стали одними из первых общерусских святых.

Скрупулезное изучение всех сохранившихся свидетельств об этих событиях порождает круг на первый взгляд неразрешимых вопросов: если памятники древнерусской письменности дают, как кажется, вполне достоверную картину событий, происшедших тысячу лет назад, то это впечатление исчезает, как только мы обращаемся к свидетельствам латинских или скандинавских источников.

Уже не один десяток лет историки пытаются согласовать столь разные по своему типу и содержанию памятники, как древнейший из сохранившихся до наших дней летописный свод «Повесть Временных лет» (далее – ПВЛ); созданный на рубеже XI–XII вв. цикл агиографических произведений о Борисе и Глебе; свидетельства, оставленные немецким современником – Титмаром, епископом Мерзебурга, и одну из исландских саг, рассказывающих об участии в борьбе русских князей варяжского отряда во главе с конунгом Эймундом, причастным к убийству одного из них.

Решению этого вопроса посвящено большое количество научных и научно-популярных работ, позволяющих разрабатывать различные направления исследований. Мы стремились не только опереться на их результаты, но и, по возможности, продемонстрировать пути развития исследовательских концепций; ибо, как отмечают современные исследователи: «…значение исторической науки сводится не только и даже не столько к „реставрации“ прошлого, сколько к сохранению культурного опыта человечества, включая саму историю вопроса, хронику мнений и концепций, исследование их генезиса и развития»[1].

Мы придерживались двух основополагающих принципов интерпретации источников, с одной стороны, рассматривая содержащуюся в них историческую информацию как факт социально-политического развития, а с другой – исследуя его как уникальное явление культуры. Надо отметить, что одной из причин, по которой большинство исследователей обращается к изучению династического конфликта 1015–1019 гг., является феномен братоубийства в контексте христианской традиции на Руси: поэтому чрезвычайно важным, в соответствии с современными представлениями, является установление и осуждение потенциального его инициатора. При этом, как правило, игнорируется то, что для решения поставленной задачи привлекаются памятники различных культурных традиций, в которых отношение к этому явлению было не столь однозначным.

Именно поэтому необходимо изучить отношение к феномену этого династического конфликта в широком сравнительно-историческом контексте русской, скандинавской, чешской и южнославянской традиций, которые были связаны между собой в культуре средневековой Европы и одновременно имели собственные уникальные черты, особенно ярко выраженные в древнерусской историографии, ибо «Древняя Русь жила конвенциональными идеями, символами и образами, имевшими определенную сферу применения. Они были ограничены письменным преданием и неписаными правилами, нормой, каноном» (А.В. Каравашкин)[2]. Разумеется, это не могло не отразиться на ее культурно-историческом восприятии.

Произведения Борисоглебского цикла создают богатую галерею образов участников междукняжеской войны 1015–1019 гг. Этот исторический нарратив смоделирован по аналогии с ветхозаветными сюжетами, им проникнуты не только агиографические, но и летописные труды, поэтому ее можно считать спецификой древнерусской традиции. Сквозь все произведения цикла проходят более или менее стандартные типы образов: «персонажи, в которых воплощены абсолютный „праведник“ и абсолютный „грешник“» (Р. Пиккио)[3]. Однако даже внутри этой отдельно взятой литературной традиции сходства и отличия между памятниками весьма велики, поэтому не будет преувеличением сказать, что все они представляют собой различные «сценарии» конкретной исторической ситуации, которым удивительным образом удавалось сочетаться в сознании людей на протяжении десяти веков.

Сегодня существует тенденция к интерпретации исторических текстов как целенаправленно созданных продуктов культуры: в этом случае история становится опосредованной, увиденной глазами Другого; место исторических фактов занимают образы, обусловленные «социальными навыками мышления» (Ж. Ле Гофф). Но, позволяя расширить поле исследования, приблизиться к реконструкции человеческого сознания в исторической ретроспективе (или, быть может, лишь создать его иллюзию), этот метод выдвигает на первый план проблему межкультурного диалога во Времени – диалога, который, в сущности, является интеллектуальной игрой исследователя. Не случайно один из его основоположников, известный французский историк Марк Блок в своей «Апологии истории» повторил слова нобелевского лауреата Андре Жида: «Игры ныне для нас уже непозволительны, кроме игры ума»[4]. Считается, что «человек прошлого, как и наш современник, воспринимает мир в особом мифологическом ракурсе: он создает свой образ действительности, активно привносит в описание исторических событий собственную систему оценок, осознанно руководствуется только ему присущими нормами или коллективными представлениями, мировоззренческими установками конкретной эпохи»



Вам будет интересно