Украина, 1918 год, весна, усадьба
крупного сахарозаводчика
Федора Александровича Киткана
Буря началась в полночь. Сквозь обрывки черных туч, словно призрак, то исчезала, то появлялась полная луна, с ужасом взирая на землю, которая, казалось, вот-вот расколется от стрел молний, беспорядочно летящих в разные стороны. Вот одна из них осветила центральную часть белоснежного замка Киткан с двумя башнями в готическом стиле, отразившись во множестве окон и окошек. Вторая «оживила» химеру с жабьими лапами и бульдожьей мордой на колоннах беседки возле главного въезда в усадьбу, свет третьей молнии заставил вспыхнуть золотом купол небольшой церкви, расположенной к югу от замка за березовой рощей. Свет четвертой вырвал из темноты огромный камень – «Камень страсти», стоящий посередине парка. Именно на нем, как донесли Федору Александровичу верные слуги, предавалась любви с другим его жена, будучи на курорте. По приказу промышленника глыба была доставлена к замку и установлена в парке, как вечный укор жене в ее измене.
* * *
Разбуженная страшным грохотом, суетливо крестилась в своей комнате Полина – няня пятилетней Наташеньки, дочери сахарного магната Федора Александровича Киткана. На какое-то мгновение служанка застыла и прислушалась, затем, накинув на пышные плечи огромный пуховый платок и взяв свечу, поторопилась в соседнюю комнату к Наташеньке: как бы та не испугалась грозы. Анна Михайловна Киткан, мать девочки и госпожа Полины, скорей всего, выпила снотворное и вряд ли прибежит на крик ребенка. Полина вышла в холодный коридор и поежилась: с первого этажа тянуло сыростью. Наверное, Матрена опять забыла закрыть окно в передней. Ничего, утром она ей задаст, а сейчас придется спуститься и закрыть окно самой. Осторожно ступая босыми ногами по ступенькам, Полина остро чувствовала, как холод мраморной лестницы пронзает ее тело. Спустившись, наконец, в переднюю, она вздрогнула, когда очередная вспышка молнии осветила комнату, выхватив из мрака смеющееся лицо мраморного шута, бюст которого стоял на тумбе справа от большой лестницы. В свете молнии его улыбка выглядела зловещей и наводила ужас, еще более возраставший, когда от сильнейших раскатов грома сотрясались подвески на хрустальной люстре, а легкие белоснежные шторы парили в воздухе над распахнутым окном, словно привидения. Преодолев страх, Полина подошла к тумбе и поставила на свободное место подсвечник с погасшей свечой. Затем она направилась к окну. Едва Полина его захлопнула, как за стеклом неожиданно возник черный силуэт человека, освещенный вспышкой молнии. Служанка попятилась назад: мало ли бандитов бродит вокруг в это смутное время.
– Полина, открой! Это я, Сидор, – послышался приглушенный голос.
– Что надо? – строго, не церемонясь с бывшим конюхом, спросила Полина, устремив на него взгляд больших карих глаз.
Она знала, что Сидор, поссорившись с управляющим, покинул усадьбу вместе с семьей, угрожая убить господ. В городе он примкнул к большевикам.
– Да открой же! – не унимался Сидор.
Полина медленно отворила окно и посмотрела на мужчину. Он очень изменился, похудел. Из-под козырька кожаной фуражки с красной звездой с обожанием смотрели на нее уставшие глаза.
– Ну?! – бросила Полина.
– Что-то не особенно приветливо ты меня встречаешь.
– Слышала, ты главный у красноармейцев?
Сидор поправил кобуру на кожаной куртке и посмотрел в глаза Полине.
– Да, главный. Вот за тобой пришел, не могу я без тебя.
– Почему ночью?
– Утром здесь будут красноармейцы.
– Твои?
– Можно сказать, и мои.
– А если не пойду?
– Тогда тебя вместе с барынями расстреляют.
– За что?
– За то, что ты заодно с кровопийцами. Да ты не бойся, я тебя спасу… люблю я тебя.
– Как же твоя семья? Дети?
– Одно твое слово, и я брошу их. Пропасть, конечно, не дам.
– Нет, Сидор, никуда я с тобой не пойду, – решительно заявила Полина, стараясь не смотреть в глаза своего воздыхателя, и принялась закрывать окно.
Сидор схватил ее за руку.
– Подожди. Я тебя королевой сделаю. Любить буду до гробовой доски. У меня паек и комната в барском доме. Соглашайся.
– Побойся бога, детей своих пожалей, да и не люблю я тебя вовсе. Нет на земле моего любимого, я это точно знаю. Так что я остаюсь.
– Но это опасно. Хорошо, я увезу тебя и твою барыню с ребенком, куда скажешь. Постараюсь обогнать отряд. Собирайся. Рано утром заеду за вами.
– Договорились, – неуверенно проговорила Полина и закрыла окно.
Сделав несколько шагов от здания, Сидор мгновенно растворился в непроглядной тьме.
Какое-то время женщина задумчиво смотрела ему вслед, затем, будто очнувшись, резко повернулась и пошла к лестнице. Но до нее она так и не дошла, потому что стучали в дверь.
«Неужели красноармейцы? – сразу пронеслось в голове Полины. – Нет, не может быть, Сидор сказал, что они будут только утром».
Она стояла, не решаясь сделать шаг. И только услышав знакомый голос, бросилась открывать дверь.
– Господи, прости! Отец Игнатий! – пролепетала служанка, отворяя дверь. – Что случилось?
Изможденное морщинами лицо отца Игнатия было напряжено, глубоко посаженные глаза смотрели с тревогой.
