Приморское шоссе было почти свободно. Слева приветливо искрилась морская синь и тянулся Глифадский пляж, отделенный от магистрали широкой зеленой зоной с парками, небольшими гостиницами и частными домами. Справа глядели сонными окнами отели повыше и жилые дома с магазинами и тавернами на первых этажах. Заправка, парковка, небольшой парк, снова отели… Узкие улочки, отходя от шоссе, скоро поворачивали и исчезали между домов. Витрины и окна скрывались за ставнями и жалюзи, из людей на улицах попадались лишь дворники в ярко-зеленых жилетах да иногда показывался кто-нибудь с собакой на поводке. Берег пропал за поросшим сосенками холмом с церковью на вершине, но вскоре вынырнул снова, промелькнул лес тонких мачт в заливчике – стоянка местного яхтклуба. Такой знакомый пейзаж – и в то же время странным образом каждый день как будто неуловимо другой, новый…
Стояла изнурительная жара, плавившая афинский асфальт весь август, не давая облегчения и по ночам, но в машине было прохладно, играла музыка из фильма «Троя», торжественная и слегка меланхолическая, и можно было представить, что морской ветер снаружи приятен и свеж, а не пышет жаром африканских пустынь. В запасе оставалось сорок пять минут – вполне достаточно, чтобы не опоздать к началу литургии в храм Богородицы Одигитрии и даже застать последнюю треть утрени. Давно прошли те времена, когда Афинаида каждое воскресенье и по всем праздникам ходила на службы, вставая ни свет, ни заря. К тому же завтра начинался учебный год, и не хотелось слишком утомляться накануне: наутро надо быть бодрой и свежей, а сегодняшним вечером едва ли удастся лечь спать рано.
Муж сегодня не поехал с ней, отправился в Академию: в тамошнем храме святого Дионисия Ареопагита будут служить на начало учебного года традиционный молебен, за которым ректор всегда присутствовал. Она могла бы тоже поехать с ним, но ей хотелось причаститься в «своем» храме, без суеты и толпы знакомых, в ее нынешнем положении толкотня слишком утомляла. С коллегами она успеет поболтать и завтра после церемонии открытия учебного года. Ее опять ждали лекции студентам, конференции, научные дискуссии, общение с коллегами… И чуть-чуть привычной женской зависти из-за ее замужества – впрочем, она давно перестала обращать внимание на оценивающие взгляды из-под ресниц. Сколь бы придирчивы ни были ее судьи, она парила выше критики, но не зазнавалась. Просто ей необычайно повезло, а небо было благосклонно к ее любви, вот и всё, дару судьбы оставалось только радоваться. Ежедневно она пила свое счастье, благодарила Бога и старалась отплатить мирозданию чем могла – научными исследованиями и обучением таких же юных и жаждущих душ, какой была когда-то сама. А скоро, всего через семь месяцев, она подарит миру и кое-что еще…
Придорожный указатель сообщил, что близок поворот на проспект Аристотеля. Афинаида невольно улыбнулась, вспомнив, как в свою первую поездку здесь едва не запуталась на этой простенькой развязке: сейчас такое казалось нереальным и смешным. Да, быстро человек привыкает к автомобилю! Главное при этом – не перестать понимать пешеходов… Внезапно улыбку с губ согнала мысль: «А взяла ли я книгу для отца Елисея?» У духовника сегодня был день рождения, и если Афинаида забыла подарок, получится неудобно… Притормозив, она съехала на обочину, потянулась к сумке на соседнем сиденье и открыла: ура, взяла! Она уже хотела вновь тронуться, как вдруг застыла, широко распахнув глаза. Из можжевеловых кустов чуть впереди у обочины дороги торчали чьи-то ноги.
«Господи, что это?!»
Несколько секунд она сидела с бьющимся сердцем, глядя на жуткую находку, точно на мираж, который вот-вот должен исчезнуть. Но ничего не произошло. Асфальтовая лента дороги, можжевельник и ноги в черных туфлях. Мимо по встречной проехал грузовик, затем в сторону центра промчался на скорости не меньше ста километров сигарообразный серебристый «велос».
Афинаида сделала пару глубоких вдохов и вылезла из машины. Надо посмотреть, кто это и что с ним, и вызвать «скорую»… или астиномию.
Мужчина в черных брюках и коричневой рубашке лежал среди кустов, его голова запрокинулась назад, видны была лишь темно-русая курчавая борода и шея неестественно бледного оттенка над воротником рубашки. Беднягу словно зашвырнуло в эти кусты, и, проезжая мимо на сколько-нибудь значительной скорости, едва ли можно было его заметить.
