Только неотложные случаи

© 2018 Amanda McClelland

© И. Д. Голыбина, перевод, 2018

© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2018

– У тебя когда-нибудь будет нормальная жизнь?

Моя сестра широким жестом обвела приметы такой «нормальной жизни»: мы сидели в просторной гостиной ее нарядного дома в Квинсленде с белым заборчиком по фасаду и бассейном на заднем дворе. На стене висел громадный телевизор, в гараже стоял внедорожник, а в одной из многочисленных комнат спал ее ребенок.

У меня ничего этого не было – ни красивого дома в пригороде, ни дорогого джипа, ни бассейна, ни детей, но на то имелись веские причины. Почти двадцать лет я ездила по миру с гуманитарными миссиями. Помогала жертвам гражданских войн, засух, цунами, эпидемий – и мне это нравилось. Моя работа и была нормальной жизнью, по крайней мере, для меня. Просто немного другой.

Дорога, ведущая в Элис-Спрингс и из него, всего одна, и она тянется в каждую сторону на полторы тысячи километров. Точка на карте в центре трассы Стюарт, среди пустыни, Элис – крошечный пыльный городишко с редкими пальмами, выжженными добела улицами, парой пивных баров и затоптанным футбольным полем. Четырехэтажный госпиталь там – самое высокое здание, по крайней мере, было, когда я приехала. Мне исполнился двадцать один год, я только что получила диплом медсестры. С Элис все и началось.

Вообще, я никогда не собиралась становиться медсестрой. Не мечтала, как буду перевязывать раны и выносить ночные горшки при свете ночника в халате с вышитым красным крестом на кармане. Я думала, что стану мультипликатором. Или учительницей. Потом всерьез планировала пойти служить в полицию, но мама меня отговорила. Ей казалось, если я стану полицейским, то никогда не обзаведусь семьей – как будто женщины-полицейские принимают обет безбрачия. Зато если работать медсестрой, можно нарожать детишек, рассуждала она. Однако тут я ее разочаровала.

Мама работала в процедурном кабинете, брала на анализ кровь. Она всегда считала, что мое призвание – помогать людям, ведь я хочу сделать мир лучше, но я решила стать медсестрой, потому что работа казалась мне интересной, а вовсе не потому, что собиралась спасать человечество. Собственно, у меня не хватило баллов, чтобы сразу поступить на физиотерапевта, поэтому я пошла на сестринское отделение, планируя потом перевестись. Но учеба оказалась такой захватывающей, что я передумала уходить.

За три года обучения я прошла несколько стажировок – на них мы знакомились с важными практическими аспектами будущей работы и составляли представление о разных областях медицины. Я работала в центре планирования семьи в Брисбене, в квартале красных фонарей, где медсестры консультировали беременных девочек-подростков и лечили венерические заболевания. Там я усвоила, как важно в нашей профессии общение (а еще приобрела стойкий страх перед заболеваниями, передаваемыми половым путем). Моя следующая стажировка проходила в психиатрической лечебнице, где один обаятельный джентльмен, одетый только в подгузник, убеждал меня в том, как замечательно пить кофе из детской соски. Потом я побывала в доме престарелых, и, в возрасте восемнадцати лет, впервые купала в ванне очень пожилого мужчину.

В тот раз я с трудом сдерживала хохот, но со временем подобные неловкие ситуации превратились для меня просто в часть работы.

Наконец, я оказалась в Королевском детском госпитале в Брисбене, чистеньком здании с персонажами мультиков на стенах. Стоило мне приступить к работе, и я сразу поняла, что хочу быть медсестрой в педиатрии. Дети оказались требовательными пациентами. Со взрослыми куда проще: ошибки персонала представляют для них не такую серьезную угрозу, и они всегда могут сказать, если с ними что-то не так. Дети ничего не говорят, а если им становится плохо, то стремительно. Права на ошибку в педиатрии практически нет, и для меня это очень важно. А еще в этой работе много радости. Да, я трудилась в поте лица, но в то же время делала зверей из надутых резиновых перчаток и играла с пациентами в PlayStation. И вообще, считала, что быть медсестрой в детской больнице – круто.

Помню, в самом начале я оказалась в ортопедическом отделении, куда только что доставили малыша после ампутации: ему отрезали ногу ниже бедра. Он отходил от наркоза, и все в отделении за него сильно переживали. Старшая сестра попросила меня понаблюдать за ребенком, пока остальные будут обсуждать с его родителями стратегию дальнейшей реабилитации. Ему придется заново научиться переворачиваться, садиться и потом, возможно, ходить. Пациенту предстоял долгий и трудный путь.

И только представьте – когда я вошла в палату, малыш уже стоял на ногах (ну, точнее, на одной). С заинтересованным видом он выглядывал между перекладинами кроватки, удивляясь, что все вдруг куда-то ушли. Стоило мне шагнуть вперед, как он плюхнулся на попку, все с тем же довольным личиком. Молодец, кроха! – улыбнулась я. В соседнем кабинете специалисты с серьезными лицами обсуждали, как заново научить его держать равновесие и вернуть подвижность, но мальчуган за пять минут сообразил все сам. Самой большой проблемой, с которой мы столкнулись в его случае, был подгузник, который никак не хотел держаться на месте, хоть скотчем его приклей.