Глава 1.
Безымянная книга
Андрей Снежнов, 45 лет, высокий, сутуловатый, с вечно уставшими глазами и голосом, будто слегка простуженным, принадлежал к исчезающему типу людей – тех, кто по-настоящему верит в тишину. Он никогда не повышал голос. Разговаривал медленно. И если смеялся – то почти беззвучно, как будто вспоминал, что это когда-то было приятно.
Он работал в особом месте – Фонде редких и дарственных изданий при Научной библиотеке имени Лесгафта. Библиотека, размещённая в старом, ещё дореволюционном здании на Аптекарском острове, давно жила по своим правилам.
Казённые стеклянные лампы под зелёными абажурами. Скрипучие деревянные полы, покрытые ковровыми дорожками с вытертым узором. Здесь даже воздух казался отфильтрованным временем – пахнущим ладаном, типографской краской и мышиным гнездом.
Снежнов заведовал отдельным сектором в подвале – архив 3-В, куда допуск имели только сотрудники с допуском категории «жёлтый». Не «секретно», не «особо важно». Просто жёлтый – как предупреждение, не как приговор. Там хранились книги, с которыми «не разобрались». Такие, что попадали в фонд случайно, без учёта, без сопроводительных писем. И, по странной иронии, именно к таким томам у Андрея был наибольший интерес.
Понедельники он не любил.
По понедельникам составлялись акты списания – когда даже время сдавало позиции. Сгоревшие страницы, раскрошенные корешки, неясные полутени слов, исчезнувшие в грибке и пыли. Каждую такую книгу нужно было описать, подтвердить её смерть, подписать, – и вычеркнуть. Он терпеть не мог эту процедуру, но делал её педантично.
В тот день он пришёл пораньше. Улицы были серы и пусты. Низкие тучи зависли над шпилем здания, будто не решаясь дожить до дождя.
На служебном входе его встретил знакомый скрежет – охранник Гриша не справлялся с дверным замком.
– Понедельник, – буркнул Гриша, не поднимая глаз.
Снежнов ничего не ответил. Только кивнул. Он и сам это почувствовал.
Проход в блок 3-В был замурован в глубине здания, туда вели три лестницы, два ключа и один код на старом щелчковом замке.
Когда он включил лампу, воздух ожил: запах старой бумаги, чуть влажный, с оттенком времени и чего-то, что можно было назвать архивной пылью, если бы в ней не было столь тонкой интонации чего-то живого.
Ящик с документами стоял на старом каталожном столе. Простой картон, жёлтая бирка:
«Поступление: дар из дачи К-41, ЛО. Состояние: нестабильное. 7 единиц хранения.»
Обычно это означало: скучные брошюры. Учебники по сельхозучёту 1932 года, методички по зимовке гусей. Иногда находились заметки, рукописи, черновики. Вещи, которые интересовали только пыль и тех, кто ей доверяет.
Он разложил книги одну за другой. Перчатки. Маска. Всё по инструкции.
Шестая книга – тяжёлая. Чернокожаный переплёт. Без названия. Без нумерации. На торце – странный символ: будто латинская Æ, но вытянутая, с крестом, перечёркнутым сверху вниз.
Он прищурился. Открыл.
Страницы были плотные, тяжёлые, явно ручной литьё. Первая страница – пустая. Вторая:
«Жизнь Андрея Снежнова. Книга первая.»
Он застыл.
Прочёл снова.
Сердце сделало неуверенный толчок. Как будто это ошибка. Шутка. Самозапись?
Следующая страница:
15 апреля. Понедельник. Архив 3-В. 9:17
Андрей открывает книгу и думает, что это чья-то глупая подстава.
Он трет лоб и морщится. Пахнет дождём и пылью.
Он вспоминает про звонок матери, который не сделал вчера.
Пальцы дрожат, хотя он этого не замечает.
Он быстро посмотрел на часы.
9:17.
Ровно, как написано.
Он отступил от стола. Поставил книгу. Долго не моргал. Посмотрел в сторону камеры слежения в углу. Красный свет мерцал. Вроде, в записи.
Он не мог придумать объяснения. Ни одного.
Рукопись описывала не события прошлого. Настоящее.
Он снова раскрыл том. Страница уже была следующей.
Он решает проверить. Перечитать.
Убедиться, что всё это – розыгрыш.
Но чувствует: нет. Не розыгрыш.
Потому что книга уже знает, что он подумает следующим.
Он не стал думать. Просто молча закрыл её.
И медленно положил обратно в ящик.
Но что-то уже изменилось. Он чувствовал это не головой, не логикой, а на уровне холки – где у животных встаёт шерсть перед землетрясением.
Он должен был забыть об этой книге.
Он не забыл.
На столе стоял белый фарфоровый чайник с тёмным пятном на боку – ожог от забытой спички. Снежнов заваривал в нём чёрный байховый «Георгиевский», один и тот же сорт последние десять лет. Ему нравился не вкус – вкус был терпкий и плоский, – а ритуал. Сухой шелест листьев, стеклянный звон крышки, первая капля на внутренней стенке кружки. Всё это собирало день в единое целое.
На часах было 10:03. Он уже провёл 46 минут в каталожной, но ничего не нашёл.
Карточки.
Старая добрая система: деревянные ящики с металлическими ручками и слоново-костяными этикетками. Всё на месте. Всё под контролем.
Он перебрал полсотни карточек. Проверил «Дарственные», потом «Неучтённые», потом «Аномальные», – такая категория существовала неофициально, как библиотечный фольклор.
Но записи о книге с его именем не было нигде.
Он щёлкнул по клавишам старого терминала – жёлтый монохромный дисплей, в базе более полумиллиона единиц хранения, с 1897 года по нынешний день.
