Три девушки в ярости
1968 год. Париж. Сюзанна – парижанка, дочь банкира. Она тяготится размеренной буржуазной жизнью своего внешне благополучного семейства. Магда только что переехала с отцом из ГДР в Западный Берлин. Она пытается вновь обрести память, утраченную после какого-то страшного потрясения. Гречанка Клеомена – коммунистка, она бежит в Париж от диктатуры «чёрных полковников», преследующих всю её семью. Им по 18.
И да, им есть от чего прийти в ярость!
Этот головокружительный роман раскрывается перед читателем как старый сундук, полный секретов: архивные фотографии, карты, фрагменты дневников и… письма.
Книга издана в 2019 году.
Читать Три девушки в ярости онлайн беплатно
Перевод Дмитрия Савосина
Литературный редактор Нина Хотинская
Корректоры Рита Гутман, Надежда Власенко
Верстка Валерия Харламова
Художественный редактор Влада Мяконькина
Ведущий редактор Анна Штерн
Главный редактор Ирина Балахонова
Издание осуществлено в рамках Программ содействия издательскому делу при поддержке Французского института в России
Cet ouvrage a bénéfi cié du soutien des Programmes d’aide à la publication de l’Institut français de Russie
ISABELLE PANDAZOPOULOS
TROIS FILLES EN COLÈRE
Любое использование текста и иллюстраций разрешено только с согласия издательства.
Антуану, его нутряной страсти к свободе
ϒια τον πατερα μου[1]
Für meine Mutter[2]
Семья Лаваголейн
Сюзанна Лаваголейн, родилась в 1949 году в Берлине
Максим Лаваголейн, отец Сюзанны, богатый банкир
Ильза Лаваголейн, урождённая Мюльмейстер, мать Сюзанны
Дитер Мюльмейстер, родился в 1945 году, сын Ильзы и сводный брат Сюзанны. От неизвестного отца?
Фаншетта, экономка, служит семейству Лаваголейн всю жизнь
Семья Мюльмейстер
Магда Мюльмейстер, родилась в 1949 году в Берлине
Карл Мюльмейстер, брат Ильзы, художник, отец Магды
Сибилла Мюльмейстер, декоратор, мать Магды
Ганс, Лотта и Хайди, брат и сёстры Магды
Семья Рунарис
Клеомена Рунарис, родилась в 1949 году в Нафплионе, в подполье
Ставрула Рунарис, мать Клеомены, участница сопротивления нацистской оккупации
Яннис Рунарис, отец Клеомены, участник сопротивления нацистской оккупации, преподаватель, политический заключённый
Мицо Рунарис, брат Клеомены
Эти письма случайно попали ко мне в руки. Они лежали на дне чемодана, старого, мятого и совершенно изношенного, – я купила его за три гроша у старьёвщика. Вместе с письмами внутри лежали несколько газетных статей, вложенных в конверты, листовки, план Берлина, карта Греции и ещё исписанные листочки, вырванные из школьных тетрадок.
Эта переписка, которая начинается в августе 1966 года и заканчивается в ноябре 1968-го, складывалась в цельную картину. Я лишь расположила всё в хронологическом порядке, позволив себе кое-где вставить кое-какие ссылки от себя, коль скоро это казалось мне уместным. Я сохранила и все сопутствовавшие этим письмам архивы – в том виде, в каком я их нашла, – учитывая, что историческая правда – штука крайне субъективная.
Период I
Август – декабрь 1966
1966
Письмо 1
Сюзанна – Магде
Париж,
26 августа 1966
Моя дорогая Магда!
Три дня, как ты уехала! Три дня, а точнее – семьдесят два часа, или четыре тысячи триста двадцать минут, или двести пятьдесят девять тысяч двести секунд! Ты, зная, что каждая секунда равна тысяче лет, можешь представить, каково мне это. Я такая же чахлая и съёженная, как те нормандские яблочки, что привозит нам Фаншетта и сама потом целый год с ними возится. Не подымай очи горе, я ничуть не преувеличиваю, уж будь любезна поверить, что я в отчаянии. И отказываюсь проявлять благоразумие. Или прилично себя держать. Мне бесконечно грустно, и с какой стати скрывать это? Да, ты права, я немного слишком сгущаю, и обстоятельства так жестоки, что я ни в чём не хочу себя стеснять: с самого твоего отъезда мне хочется только плакать. Нет – ещё стонать, сердиться, вопить о несправедливости! Я злюсь на весь свет. Сегодня я встретила Франсуазу и Монику, они шли под ручку по Люксембургскому саду, по той же аллее, что и мы, когда идём в лицей. Слава богу, они меня не заметили! Иначе я не смогла бы скрыть ту ярость, какая охватывает меня всю без остатка, стоит мне увидеть двух этих кумушек! До какой же малости я скукожилась, если завидую этой паре дур?!
Скоро начнётся учебный год, и меня утешает лишь мысль, что это – последний. На будущий год я поступаю в университет и втайне надеюсь, что ты тоже будешь там вместе со мной! Объяснение мы найдём, ведь обучение в Берлине наверняка оставляет желать лучшего. Обязательно. Уже представляю нас с тобой в Сорбонне! И не отвечай с твоей серьёзной миной, что не можешь мне ничего обещать!
Ненавижу наигранное благодушие бодрячков, а ведь именно его я прочла на твоём лице, когда мы прощались у дверей дома. Ты даже слезы не пролила, держалась, словно кол проглотила, а маленький чемоданчик стоял у твоих ног. Тот самый, с которым ты пять лет назад приехала в Париж. Дрянная и древняя рухлядь, пыльная, и вся сморщенная, и такая же жёсткая, как твой отец. Он так крепко держал тебя за плечо, словно до последнего боялся, что ты откажешься с ним возвращаться. Это ж надо – так плохо тебя знать!
А мне бы так хотелось, чтобы нас отрывали друг от друга насильно, чтобы тебя швырнули на пол, а ты бы изошла страшным криком – таким же сильным, как твоя тоска оттого, что ты покидаешь этот дом, этот город и эту страну, ставшие тебе уже почти родными, разве не так?
Разве не так?
Ты не проронила ни слова, ты на меня даже не посмотрела. Так что теперь и я уже не уверена, а есть ли ты вообще… Ну что, ты наконец-то чувствуешь себя свободной? О, скажи, что тебе меня не хватает, что ты не забудешь меня… Нет-нет, скажи мне правду, главное – ничего не исправляй в своих письмах. Давай держать слово, давай рассказывать друг другу всё-всё до мельчайших подробностей, так мы не потеряемся. Ну, вроде того как теми вечерами, когда я приходила к тебе в кровать, мы лежали рядом, и смеялись, и рассказывали друг дружке всякую чепуху, пока не проваливались в тёмную пучину сна. То есть засыпала-то я. А ты всё ещё считала баранов… А теперь, в Берлине, тебе спится лучше? У тебя больше нет кошмаров?
