Телефон завибрировал в моей сумке именно в тот момент, когда священник произносил последние слова над гробом отца. Я попыталась его проигнорировать, но вибрация повторилась. И ещё раз. Настойчиво, как сам Джеймс Роберт Митчелл при жизни.
– Аминь, – шептали люди вокруг, а мой iPhone настойчиво требовал внимания.
Краем глаза я заметила, как мой младший брат Майкл тоже украдкой проверяет телефон. Его лицо стало странно бледным. Сестра Эмили стояла рядом с мужем Дэвидом, сжимая его руку так, что костяшки пальцев побелели, но её взгляд тоже скользнул к сумочке.
Мы все получили одно и то же уведомление.
«Семейный помощник активирован. Добро пожаловать домой.».
Меня зовут Сара Митчелл-Томпсон, мне тридцать восемь лет, и я только что похоронила самого влиятельного человека в своей жизни. Или думала, что похоронила.
Отец умер три дня назад от острого инфаркта в своём кабинете в штаб-квартире TechVision Corporation в Пало-Альто. Компания, которую он создал двадцать лет назад из гаража в Менло-Парк, теперь стоила восемь миллиардов долларов. Джеймс Роберт Митчелл был одним из пионеров искусственного интеллекта в Кремниевой долине, визионером, который предсказал эру умных домов и персональных ИИ-помощников ещё когда все считали это научной фантастикой.
Он также был отцом, который пропустил мой выпускной из Стэнфорда, свадьбу Эмили и первые шаги внука Майкла по имени Итан. Человеком, который знал больше о нейронных сетях, чем о том, что происходит в сердцах собственных детей.
Или так мне казалось до этого момента.
Похороны проходили на кладбище Альта-Меса в Пало-Альто. Сотни людей пришли проводить в последний путь человека, который изменил мир технологий. Представители Google, Apple, Meta, десятки стартапов, которые он финансировал или консультировал. Губернатор Калифорнии произнёс речь о "потере великого новатора". Журналисты со всего мира транслировали церемонию в прямом эфире.
Но для меня это были просто похороны папы. Человека, который научил меня программировать на Python в десять лет и забыл поздравить с защитой диссертации по биоинформатике в двадцать пять.
– Мама бы гордилась им сегодня, – прошептала Эмили, когда мы стояли у края могилы.
Наша мать умерла от рака, когда мне было шестнадцать. Отец никогда больше не женился, утопив горе в работе и бесконечных проектах. Он говорил, что создаёт будущее для нас, но мы росли, ощущая себя сиротами при живом родителе.
Майкл молчал всю церемонию. В свои двадцать девять он выглядел старше нас всех – бледный, с тёмными кругами под глазами, в плохо сидящем костюме. Он единственный из нас не пошёл в технологии. Майкл стал художником, что отец никогда по-настоящему не принял. "Искусство – это хобби, а не карьера", – говорил он. Эти слова разрушили их отношения навсегда.
Эмили, тридцать четыре года, была папиной любимицей, хотя он никогда бы в этом не признался. Она окончила MIT, получила MBA в Уортоне и теперь руководила одним из подразделений TechVision. Замужем за Дэвидом уже восемь лет, но детей у них нет – карьера не оставляет времени на семью. Ирония, учитывая, что отец всегда говорил о важности продолжения рода.
А я я была золотой серединой. Не такая талантливая, как Эмили, но и не такая своенравная, как Майкл. Доктор наук, работаю в биотехнологической компании в Сан-Франциско, замужем за хирургом Томом, воспитываю восьмилетнего сына Алекса. На бумаге – идеальная дочь. На самом деле – женщина, которая всю жизнь пыталась заслужить любовь отца и так её и не получила.
После церемонии мы все поехали в родительский дом в Хиллсборо – величественное поместье на двух акрах земли, которое отец построил пять лет назад. Дом был его гордостью: каждый квадратный метр напичкан последними технологическими новинками. Умные стекла, которые затемняются по команде. Система климат-контроля, реагирующая на биометрические данные жильцов. Холодильник, который самостоятельно заказывает продукты. Зеркала с встроенными экранами. Голосовые помощники в каждой комнате.
"Дом будущего", – называл его отец, приглашая журналистов для интервью. Для нас это было просто место, где камеры следили за каждым шагом, а искусственный интеллект знал о нас больше, чем мы сами.
– Господи, как же тихо, – сказала Эмили, когда мы вошли в просторную гостиную с панорамными окнами, выходящими в сад.
Она была права. Дом казался мёртвым без голоса отца, который обычно раздавался из колонок, комментируя новости, отдавая команды системе, разговаривая по телефону с партнёрами по бизнесу.
Майкл молча прошёл к бару и налил себе виски. Его руки слегка дрожали.
– Может, нам стоит поговорить о завещании? – осторожно предложила я. – Нотариус сказал, что чтение состоится завтра утром.
– Сара права, – согласилась Эмили. – Нам нужно обсудить будущее компании. Совет директоров ждёт решений. Акции уже упали на двенадцать процентов.
– К чёрту акции, – огрызнулся Майкл, делая большой глоток. – Человек умер. Наш отец умер. А вы уже думаете о деньгах.
– Это не про деньги, – возразила Эмили. – Это про ответственность. TechVision – это не просто компания, это.
