– У тебя когда-то бывало такое, что во снах ты видишь свою прошлую жизнь? – шепотом спросила Сана, гладя хлопковую простынь. – Жизнь, где ты носишь другое имя, живешь не в своем мире, а все вокруг такое чудное и непостижимо необыкновенное?
Астрид повернулась набок и сильнее натянула пуховое одеяло, чтобы скрыться от кусающего босые ноги ночного мороза. Вопрос сестры повис в звенящей тишине.
– Сны бывают причудливыми. Это наше сознание бродит по другим мирам, – повторила она то, что не раз говорила мама. – Они насылают морок и хотят увести твою душу, забрать ее из тела. Нельзя им поддаваться.
– Но эти сны… Они такие правдивые. Правдивее нашей с тобой жизни.
– В твоих снах есть я?
– Нет, – стыдливо призналась Сана. – В них нет ни тебя, ни мамы, ни папы. Нет даже нашего дома. Все иное.
– Видишь? Значит, это злые сны.
Астрид вытянула руку, разрезая мглу. На коже она тут же почувствовала легкое касание холодных пальцев сестры. Астрид покрепче сжала ладонь и прикрыла глаза.
– Как может быть хорошим мир, где мы не вдвоем? – улыбнулась девушка.
– Наверное, ты права…
– Давай ляжем спать, завтра нужно успеть к жрецам на рассвете. Мама не простит, если мы снова проспим.
Сана недовольно отпустила руку сестры и развернулась на другой бок, утыкаясь носом в деревянную стену сруба. Запах дерева успокаивал ее, будто убаюкивал, обволакивая теплее и нежнее материнских объятий. Девушка не могла выбросить из головы все эти мысли, что роем злых воронов набрасывались с наступлением ночи, однако пугать младшую не хотелось.
Украдкой Сана выглянула за окно, прикрытое тонким тюлем. По неровной дорожке лениво бродили дежурные, освещавшие дворики светом факелов. Они сторожили жителей каждую ночь, чтобы дикие животные или враги не застали их врасплох. И впервые за долгие годы живот девушки скрутило от страха.
– Астрид! – позвала она сестру.
– Что такое? – недовольно пробормотала она сквозь пелену сна.
– А что за деревней?
– Океан, скалы… Чайки. Помет. Лес… – начала перечислять она. – К чему такие странные вопросы? У тебя жар? Лихорадит?
– Нет… Мы ведь никогда не заходили далеко. Дальше опушки у Хрустального озера, – задумчиво говорила Сана, распутывая свои светлые волосы.
– Озеро не переплыть. Оно слишком большое, другого берега почти не видно.
– Жнецы переплывают, – пробормотала Сана.
– Мы не жнецы, – тихо засмеялась Астрид. – Слава богам…
– И тебе совсем никогда не было интересно, что там, за границей?
– Было… – задумчиво ответила девушка, переворачиваясь на спину.
Кромешная мгла затянула потолок подобно тяжелым грозовым тучам, нависшим над головами. В темноте таилась угроза, опасность, невидимая для глаз. Поэтому в полнолуние все жители деревень плотнее закрывали ставни, подсовывая ветошь в крошечные щели меж окон, ведь пока ты не видишь монстра, он не способен причинить вред, околдовать. В такие долгие холодные ночи жители молились, уперев колени в жесткие доски у домашних алтарей, молились, хоть знали, что боги дремлют и не внемлют их судорожным просьбам позволить дожить до нового дня.
– Ладно… Давай спать, – расстроенно проговорила Сана. – И, Астрид… Я тебя люблю.
– И я тебя, – буднично ответила девушка, переворачиваясь набок.
Она еще не знала, что будет вспоминать этот сумбурный ночной разговор каждый день, силясь найти хоть единую зацепку. Она еще не знала, что на утро кровать Саны окажется пуста.
Молочные всполохи утреннего тумана обнимали траву, покрытую рассветной росой. Астрид ступала босыми ногами по земле, чувствуя стопами маленькие острые камешки и прохладную влагу. Солнце едва поднялось на острыми пиками верхушек елей, плотно обступивших крохотную деревню у самого обрыва, куда с утробным ревом стекал водопад. Дом семьи Таубе находился на самом отшибе и уже неделю был погружен в тягучую тоску: старшая дочь семейства бесследно исчезла, не оставив ни следа. Сана. Ее имя звучало за полузакрытыми дверьми домов, на капище, у амбаров. Жители говорили, что ее унес туман или боги покарали ее за неверие, жрецы же полагали, что к пропаже девушки приложили руку враги. Разговоры закручивались вихрем, обрастая все новыми фантастическими подробностями, а уже спустя пять ночей Сану прекратили искать. Жнецы сказали, что она мертва или скрылась из деревни по своей воле. Астрид знала, что это не так, знала, что сестра бы ее ни за что не оставила одну. Это значило, что она угодила в беду, страшную беду, из которой не может выбраться без чужой помощи.
Девушка присела на влажный камень, поросший темно-зеленым мхом, и втянула в себя воздух. Она не желала идти на капище этим утром, ведь постепенно вместо сочувствия, на нее и ее родственников начали сыпаться колючие косые взгляды, жгучие обвинения в дурном воспитании. Астрид не могла вынести этого, но еще противнее становилось от того, что родители ее смиренно глотали упреки и соглашались с домыслами, будто успели отречься от своей собственной дочери в угоду другим. Мама вышла из дома, плотнее запахивая накидку из овечьей шерсти. Это была ее любимая одежда, которую подарил отец в день закрепления их союза перед лицом богов. Неказистая, грубо выделанная куртка стала предметом гордости. Астрид поднялась и направилась к матери.
