Он так и не признал вину.
Даже когда боль ласково забиралась под кожу, вила там гнездо, вольно растекалась по венам, громыхала в черепе, эхом отдавалась в каждой кости, мышце, суставе.
Боль – не физическая, от того еще более невыносимая, – стала его верной и единственной спутницей. Никто из живущих ныне и живших в прошлом не помнил даже его имени. Боль помнила. Год следовал за годом. Свернувшись в клубок у сердца, словно довольная кошка, боль упорно продолжала жить с ним.
Неведомо, вдохновением или проклятием было продиктовано его желание сотворить нечто новое. Он был слишком юн тогда, теперь воспоминания утрачены. Кажется, он просто искал похвалы. Родители стыдливым шепотом твердили про гордыню, а он просто хотел быть похожим на деда.
Он играл в саду и сотворил кое-что прекрасное. То, что упорядочивало и придавало осмысленности существованию. Определяло важность не только суши, неба, животных и людей. Но и того, о чем дед, видимо, позабыл – событий.
Своим творением он открыл для людского рода новый мир – мир воспоминаний о прошлом и грез о будущем. Он сотворил время. Он – Творец времени, оно подчинено ему, послушно его желаниям, он может управлять им на свое усмотрение.
Маленький испуганный мальчишка, так и не осознавший гнева, обрушенного на него дедом. Не понимающий, почему трусливо отвернулись родители и не встали на его защиту. За что его наказали: изгнали из дома и забрали все, кроме боли. Боли, имя которой забвение.
Он так и не признал вину. Потому что так и не понял, в чем она состоит. Он ведь просто хотел быть похожим на своего деда – на Бога.
К утру часы будто начинали звучать громче, настойчиво вытягивая из последних минут самого сладкого сна. Звук гулко разносился по комнате, и порой невозможно было разобраться – часы это, или твое собственное сердце. Аве часы никогда не нравились, они даже пугали ее. Но при переезде бабушка согласилась оставить в прежней квартире буквально все вещи, а часы бережно упаковала и перевезла. Так они обрели место в комнате Авы. Кажется, сначала их поставили здесь временно, и забыли про них – случайно, или намеренно.
Часы были роскошные, старинные, настольные. Резной корпус из благородной древесины не пострадал от времени: лак блестел, искусно вырезанные завитки не обломились, не треснули. Ажурные стрелки были ровнехоньки, не потускнели ни цифры на циферблате, ни стекло. И работали они исправно. Хотя временами, особенно в детстве, Аве казалось, что часы – живые. Что у них есть характер, самым подозрительным образом напоминающий бабушкин – с ней так же не имело смысла спорить, себе дороже выйдет.
Когда Ава принималась за уроки, часы замедляли ход, время еле тянулось. Стоило же ей взять в руки книгу, как стрелки ускорялись. Не успевала она толком насладиться приключениями героев, из недр квартиры раздавался громкий голос бабушки:
– Ава, пора спать! Иди умываться, девочка моя, и в постель!
Ко всему этому своенравные часы оглушительно тикали по утрам, как сегодня. И, хотя до будильника оставалось почти двадцать минут, Ава проснулась. Окно, припорошенное кремовым полупрозрачным тюлем, напоминало выключенный экран – за ним расстилалась лишь пронзительная темнота. Кружевные тени плясали на стене, тайком вползая в комнату. Ничего удивительного, начинался обычный – серый и сырой, – ноябрьский день в Петербурге. Ава представила, как зубастый ветер отирается там, снаружи, только и ждет, когда можно будет пробраться под толстовку и куртку, закрутить концы любимого полосатого шарфа. Как замерзнут нос и пальцы, даже в перчатках. Ей захотелось укутаться в теплое одеяло поплотнее, зарыться в подушку и проспать до весны, например. Но на смену этому желанию пришли мысли о скорой сессии. Так что разбудили Аву не часы и не будильник, а ответственность.
Она поморгала, прогоняя сон, и принюхалась. Из кухни-столовой доносился едва различимый запах кофе и отчетливый оладьев – бабушка готовила завтрак. Что было совсем удивительно, она расслышала папин голос.
Во-первых, папа обычно уезжал на работу гораздо раньше, чем просыпалась Ава. Во-вторых, вчера еще он был в командировке, значит, вернулся ночью и наверняка с подарками. Была у него такая традиция, из каждой деловой поездки привозить своим «дамам» подарки. Вечером состоится семейный ужин, где глава семьи будет рассказывать о бизнес-трипе, шутить, будто он не генеральный директор, а крутой шоумен.
Ава обожала отца не за подарки. Хотя, в отличие от других известных ей родителей, он никогда не дарил дочери дежурных кукол, или сладости. Каждый подарок был настоящим сюрпризом. Папа угадывал самые заветные желания Авы и всегда попадал в настроение, будто обладал даром предвидения. Однажды она поругалась с парнем, который ей нравился, а через пару дней папа подарил ей редкий кактус. В другой раз читала особенно толстую книгу и все время забывала номер страницы, на которой остановилась. Папа привез ей резную деревянную закладку. Вот только с последним подарком получилась какая-то ерунда – это было немыслимо дорогое и роскошное вечернее платье. Даже коробка, в которой оно лежало, была роскошной. Бабушка недовольно поджала губы, она все еще считала Аву малышкой. Сама Ава озадаченно рассматривала изящную вещь:
