Глава
1
Я еще не родилась, когда они пришли к нам. А
впервые я увидела их в четырнадцатилетнем возрасте.
Они – завоеватели наших земель. У них странные труднопроизносимые
имена, они высоки и слишком, не по-человечески красивы, в их внешности нет ни
одного изъяна – стройные гибкие тела, правильные, холодные черты лица, ясные глаза,
ослепительно белые зубы.
Я читала, что, когда они появились, их приняли за
богов, так они были прекрасны. Но очень быстро это заблуждение испарилось – боги
не могут быть такими жестокими. Или могут?
В тот год, когда я впервые увидела Этельгенстейля,
весна выдалась ранней и теплой. В нашем маленьком герцогстве в это время года каждая
пара рук от мала до велика были заняты стрижкой овец, расчесыванием шерсти, вяленьем,
прядением, ткачеством, окраской полученной ткани. Не миновало это и меня,
несмотря на то, что я – дочь герцога.
Герцогство моего отца славилось овцами и тем, что
они давали. Чем-то другим, увы, в нашем не особо изобильном крае сложно было
заниматься. Скальные горы препятствовали обширному земледелию, но каждый
подходящий клочок земли засевался злаковыми и овощами, а лугов хватало только
для того, чтобы пасти овец. И то мы себе не могли позволить увеличивать стадо –
корма не хватит. Но когда-то наше герцогство было намного больше, а плодородные
поля, которых мы лишились, давали хороший урожай. Вернее, благодатные земли у
нас отобрали айвины.
Но зато сейчас наши овцы, шерсть и ткани из нее
ценились высоко. Но, несмотря на это, герцогство, можно сказать, почти
бедствовало. И в этом отец и мать винили айвинов
И вот они нас посетили.
В тот день я была занята: несмотря на возраст и
свой статус помогала с прядением, а потом подсчитывала количество напряденной, натканной
и навяленной шерсти, все тщательно записывала. В конце дня направлялась к
матушке, чтобы доложить ей о том, сколько и что сделали прядильщицы и ткачи, а
когда она болела, отчитывалась перед казначеем.
Уставшая и голодная, я по пути в донжон заглянула еще
и в пекарню и паровую баню. Убедившись, что хлеб испечен, а баня
протапливалась, направилась дальше. Время ужина уже подошло, и все должны были
вскорости собраться за общим столом в главном зале.
Во главе стола сидел всегда отец, по правую руку
от него мать, рядом с ней я и сестры, напротив нас – священник из нашей
часовни, командир замкового гарнизона, лекарь и казначей. До недавнего времени
был еще сенешаль (правая рука герцога), но он заболел и умер полгода назад, а
отец никак не назначал нового, справлялся сам и временами его замещал казначей.
На другом конце длинного стола собирался постоянный замковый люд по мере
значимости – оружейный мастер, главный конюший, старший овчар, слуги.
Я преодолела высокую лестницу донжона, прошла
узким коридором, а подходя к главному залу, услышала громкий голос отца – он
кого-то гневно распекал. Кто же так провинился?
Но мне нужна матушка, она должна быть там, я бы
хотела отчитаться перед ней, пока все не собрались за столом, чтобы после ужина
я могла спокойно помыться и лечь спать.
Но войдя в зал, я остолбенела. Спиной ко мне стоял
отец, а перед ним двое незнакомых мужчин. Я сразу же поняла, кто они. Это были айвины
– высокие, длинноволосые, невозможно красивые. Под длинными распахнутыми
мантиями виднелись белоснежные рубашки и длинные кожаные жилеты, расшитые
яркими узорами из бусин, шнуров и тесьмы.
А я очень остро ощутила свое темное простое
платье, не совсем свежий передник, заскорузлые руки, которые только сполоснула,
отмывать их надо долго горячей водой и смазывать маслом. В зеркало сегодня еще
и не смотрелась, но была уверена – лицо обветрилось, а коса растрепалась.
Спрятав руки под передник, заворожено смотрела на айвинов
и с трудом понимала, что им говорил отец, вроде что-то об овцах. Более взрослый
айвин не обратил на меня внимания, хмуро слушая отца, а молодой, даже скорее,
юный айвин перевел на меня взгляд, и уголки его губ дрогнули, но улыбки не
последовало.
Отец неожиданно развернулся и резко бросил мне:
— Иди к себе!
— Но, отец, мне надо… – попыталась я возразить.
— Вон! – гаркнул он.
Ахнув, я развернулась и выбежала из зала, но
успела услышать: «Это ваша дочь, герцог Ланг?».
Сбежав с крутых ступенек донжона во двор, я
остановилась, пытаясь сдержать рвущиеся слезы обиды. Отец никогда не кричал на
меня, особенно при посторонних, самое большее, что он мог – укоризненно
покачать головой.
Куда мне теперь идти? В свою комнату, как велел
отец? Но для этого надо вернуться в башню, а делать этого не хотелось. Неожиданно
желудок выдал трель, напомнив, что в зале, как я успела заметить, накрыт стол,
а я голодна. И что теперь? Я сегодня останусь без ужина? Или гости скоро уедут,
и всех позовут к столу? А если они останутся, и будут ужинать только с отцом? А
как же я и все остальные? И где мать? В зале я ее не видела.
Когда приехали айвины? Почему я об этом не знала?
Впрочем… это, наверное, объяснимо. Я была на заднем дворе, бегала от прядильщиц
до ткачей, считала рулоны тканей и бобины с шерстью, на другое не обращала
внимание. А судя по тому, что отец выгнал меня, он не давал распоряжения
сообщить мне о гостях и не собирался представлять меня им.
