Тяжёлые токи. 2003

Привет, бродяга. Поседел твой парус,

Истрёпан ветром, солнцем ослеплён.

Я, как и ты, в содеянном не каюсь,

Хотя, быть может, адом порождён.

Нет злобы у насмешек и издёвок.

Нет отдыха в тоскливых вещих снах.

Лишь призрак тишины – без остановок.

Лишь горькая улыбка на устах.

1988

Маленький личный ад —

Памятник самомненью.

Поприще неудачника.

Ласковая купель.

Пастбище тучных стад

Свечечных озарений.

Крыши окрестных дач слегка

Треплющая метель.

1990

Электрички певец ночной,

Чуть хмельной гражданин Арбата…

На вокзале твой выходной,

И гитара дождями смята,

И на дне изгиба – слеза,

И колками – ругня пижонов…

И рогожкою век – глаза,

Светлячки похоронных звонов.

1991

Римме Зиганшиной

Ваш сегодняшний вальс

Был обещан не мне.

Отражение глаз

Словно блик на стене,

Отражение губ

Лепестком на паркет

Облетает…

Отражений шаги

Среди тающих ног

Дуновеньем пурги

Засыпают порог

И слепую пургу

В замороженный свет

Прогоняют.

Паутина сухих

Невесомых штрихов —

Кособокий триптих

Недосказанных слов:

Только краешек Ваш

Узкой створкой тепла

Затеняю.

И, от Вас отойти

Не успев, золотой

Луч сломался в пути —

Так Еленой самой

Сломан тот карандаш,

Коим сети плела

Менелаю.

Вечер рухнул без сил.

Зов ланит Ваших ал.

Ветер полночь пробил,

С веток листья сорвал

И летящие в нас

В ворох сумрачных карт

Превращает.

Глуховато ворча,

Засыпает валет.

Догорает свеча…

Зажигается свет.

Ваш сегодняшний вальс

В анфиладе мансард

Пропадает.

1991

Не пишите, прошу, на письме Ваше имя,

И я вспомню, забыв про дымящийся чай,

Это имя – и пальцы, что были моими

Только пару секунд: невпопад, невзначай —

Опрокинутых глаз расплескавшийся бисер —

Чуть дрожащие плечи… но тут я пойму:

Этот почерк не Ваш – Вы не пишете писем,

Да и я не пишу – никогда, никому…

1991

Когда уроните последний

Бокал вина, когда в ночи

У входа в рай скользнут ступени

И сонный Пётр встряхнёт ключи,

Не улыбнитесь по ошибке,

Склонивши голову к земле:

Сколь сладок яд на дне улыбки —

Чем неприметней, тем милей…

1992

Когда просыпаюсь ночью,

глаза твои тают в зное —

пепел смывает запах —

крадучись веет голос…

1992

Мы прочтём эту зиму, и дюжина первых страниц

Промелькнёт незаметно, как дюжина пряных изюмин;

А потом погадаем по клювам оставшихся птиц:

Пусть же нам повезёт, и декабрь не объявят июнем…

1992

На каждый год – по две зимы,

А на любовь – по две разлуки

Приходится, и наши руки

Друг друга ищут в круге тьмы…

1992

Таракан-альбинос, добрый день, если нынче не вечер!

Что Вы ищете в хате, где ставни навеки срослись?

Мой потрёпанный панцирь раздавит Вас, не защитив

Белоснежности фрака от воздуха, ставшего дёгтем.

Уважаемый сэр, новолуний сто двадцать назад

Эти стены покинул последний жилец – сенокосец.

С той поры только я

вместе с домом врастаю в суглинок,

И окрестные псы нас обходят за несколько вёрст.

Я прозрачнее смерти: вином пропитался и воском,

Мягким дымом греха и забвения хрупким огнём.

Вместо ног – корневища, столешницей стала спина,

В опустевших плечах притулилось гнездо привидений.

Уползти бы отсюда, да ставни с дверями срослись;

Раствориться в земле,

да сквозь мох не могу просочиться;

Даже воздухом став, не исчезнуть из тёмного сруба…

Вековать нам отныне вдвоём, таракан-альбинос…

1993

Полуугадывая Вас

В полуугасшем силуэте,

Когда истаивает сон

В воспоминание о сне,

Я слышу бьющий где-то час

И шелест платья на паркете,

И Ваше сердце в унисон

С моим: так зайчики в окне

Изящно бесятся на двух

Прозрачных, но несовместимых

Осколках вытянутых рук;

Ресницы солнечных лучей

Роняют редкий белый пух

В перста, ладонями хранимы,

И сыплют свежий сонный звук

На чёрный противень ночей.

1993

Чёрный зонт, отрази

Жёсткий взор тротуара,

Сохрани от грязи

И дневного кошмара,

Дай глазам отдохнуть

От палящего неба,

Дай стопам выбрать путь

Улизнувшего Феба.

1993

О, Незнакомка прелестная, данная мне в ощущеньях!

Бог ли тебя ниспослал на скамейку мою в электричке?

О, заслоняй, заслоняй от меня запылённые окна

Дивным зовущим изгибом чарующих линий своих!

Швыдкий мороженщик, стой!

Дай-ка парочку нам экземпляров!

Только, любезный, в кредит —

не у дамы же деньги стрелять.

1993

Ворон, ты снова меня разыскал,

Впился когтями в затылок и шею.

Что-то я, знать, небесам задолжал,

Только вот что? – и спросить не умею.

Может, жильё потревожил твоё —

Сломанный тополь, окрашенный охрой?

Или нарушил твоё забытьё

Нотой скрипучей, словцом полудохлым?

На голове ль ты заметил с небес

Белые нити по чёрной холстине?

(Я-то давно потерял интерес

К цвету, когда он не исчерна-синий

Двухчасовой пополуночи цвет

Неба: к нему бы ладонью прижаться…)

Что же ты, ворон, молчишь? Или нет:

Кажется, снова ты начал снижаться…

1994

Здесь только что горел автомобиль:

Под сапогом – окалина и пена,

И мокрый снег, назойливый как пыль,

Глаза заполоняет постепенно,

И ветер дует с гарью пополам,

Уткнувшись в грудь холодными руками,

И я иду и чувствую, что там,

Куда идём, мы будем чужаками.

Конечно, встретят и усадят в круг,

Нальют вина, и песня будет тостом.