После окончания войны Москва была открыта для диалога с западными державами, сама строго следовала четырёхсторонним договорённостям. СССР добросовестно осуществлял решения Ялтинской и Потсдамской конференций. «Москва демонстрировала искреннее желание дружить с нами, а также уважение к США, – говорил американский генерал Клей. – Мы ни на минуту не верили в вероятность советской агрессии». Сталин не хотел конфронтации. И через год после окончания войны, 21 декабря 1946 года, он дал интервью Эллиоту Рузвельту, сыну Рузвельта. Отвечая на его вопросы, Сталин был предельно откровенен.
Эллиот Рузвельт: Считаете ли Вы возможным для такой демократии, как США, миролюбиво жить бок о бок в этом мире с такой коммунистической формой государственного управления, которая существует в Советском Союзе, и что ни с той, ни с другой стороны не будет предприниматься попыток вмешиваться во внутриполитические дела другой стороны?
Иосиф Сталин: Да, конечно. Это не только возможно. Это разумно и вполне осуществимо. В самые напряжённые времена в период войны различия в форме правления не помешали нашим двум странам объединиться и победить наших врагов. Ещё в большей степени возможно сохранение этих отношений в мирное время.
Э.Р.: Считаете ли Вы, что успех Объединённых Наций зависит от соглашения между СССР, Англией и США?
И.С.: Да, я так думаю. Во многих отношениях судьба Объединённых Наций как организации зависит от достижения гармонии между этими тремя державами.
Э.Р.: Считаете ли Вы, что важным шагом на пути к всеобщему миру явилось достижения широкого экономического соглашения о взаимном обмене промышленными изделиями и сырьём между нашими странами?
И.С.: Да, я полагаю, что это явилось бы важным шагом к установлению всеобщего мира. Конечно, я согласен с этим.
Э.Р.: Высказывается ли Советский Союз за немедленное создание Советом Безопасности ООН международных полицейских сил с участием вооружённых сил всех Объединённых Наций, которые немедленно выступили бы всюду, где миру угрожали бы военные действия?
И.С.: Конечно.
Э.Р.: Если Вы считаете, что Объединённые Нации должны контролировать атомную бомбу, то не должны ли они это делать путём инспекции, установлением контроля над всеми исследовательскими институтами и промышленными предприятиями?
И.С.: Конечно. На основе принципа равенства для России не должны делаться никакие исключения. Россия должна подчиняться тем же правилам инспекции и контроля, как и любые другие страны.
Э.Р.: Считаете ли Вы полезным созыв нового совещания Большой тройки для обсуждения всех международных проблем, угрожающих всеобщему миру?
И.С.: Я считаю, что должно состояться не одно совещание, а несколько совещаний, они послужили бы весьма полезной цели.
Э.Р.: Высказываетесь ли Вы за широкий обмен информацией культурного и научного характера между нашими странами? Высказываетесь ли Вы за обмен студентами, артистами, учёными?
И.С.: Конечно. [132; т. 16; с. 45–48.]
Как видим, Сталин искренне не хотел никакой войны – ни холодной, ни горячей и был готов разрешить проведение инспекций ядерных объектов. Он был за совместные действия «по защите мира» с использованием для этого сил ООН. Он, как и в своё время Уэллс, фактически выступал за создание Мирового правительства, имеющего свои вооружённые силы для ликвидации неугодных режимов по всему миру (сам термин «Мировое правительство» принадлежит Уэллсу).
И такое миролюбие Сталина поразительно даже после откровенно враждебного шага Трумэна – 11 мая 1945 года он подписал приказ о прекращении поставок по ленд-лизу. В результате даже вышедшие из портов США корабли вернули назад. Узнав об этом, Сталин сказал Гопкинсу, что Советский Союз – не Албания и если окончание ленд-лиза «было замышлено как средство давления на русских с тем, чтобы ослабить их, то это было фундаментальной ошибкой». Если бы к русским «подошли откровенно и дружески, многое можно было сделать. Репрессии же в любой форме будут иметь обратный эффект».
9 апреля 1947 года, когда «Холодная война» уже шла, Сталин подтвердил своё намерение построить крепкий мир. Он дал интервью Стассену, в котором сказал, что выступает за сотрудничество с США: «Если обе страны начнут ругать друг друга монополистами или тоталитаристами, то сотрудничества не получится. Надо исходить из исторического факта существования двух систем, одобренных народом. Только на этой основе возможно сотрудничество»; «Должны быть воля и желание сотрудничать». Сталин также подтвердил согласие на подписание соглашения о взаимном контроле атомного оружия [132; т. 16; с. 57–67]. Да, если бы после войны продолжилось сотрудничество СССР, Великобритании, США и Франции, то события в мире пошли бы по другому пути. Какому пути и куда бы этот путь привёл СССР – не будем гадать. Но масоны Запада, и, прежде всего Черчилль и Трумэн, думали иначе.
