Вступление Поездка в Мемфис
В девятилетнем возрасте мой крестник ненадолго, но серьезно зациклился на Элвисе Пресли. Мальчик то и дело принимался хрипло горланить Jailhouse Rock[1], покачивая бедрами, как король рок-н-ролла. Он полностью отдавался этому занятию и не знал, что эта манера уже давно вызывает только сочувственные улыбки. Во время коротких пауз между исполнениями своего номера крестник требовал, чтобы ему рассказали об Элвисе все («Все-все!»), так что я в общих чертах изложил ему захватывающую и печальную историю с нелепым концом.
«Элвис родился в одном из беднейших городков штата Миссисипи – это далеко-далеко отсюда», – начал я. Будущий певец появился на свет вместе со своим братом-близнецом, умершим через несколько минут. Маленький Элвис много пел с детства: мать говорила ему, что, если по вечерам петь при свете луны, братик услышит его. Пресли начал выступать перед публикой в самом начале телевизионной эпохи и внезапно стал оглушительно знаменит. Где бы ни оказался Элвис, люди встречали его приветственными воплями, и в итоге его мир превратился в обитель крика. Он нашел тишину в собственноручно выстроенной вокруг себя «крепости»: купил поместье и назвал его Грейсленд. Это заменило ему утраченную свободу.
В своем рассказе я коротко пробежался по остальным вехам истории Элвиса: зависимости, гастроли до изнеможения, манерные шоу в Вегасе, смерть в 42 года. Всякий раз, когда мой крестник – назовем его Адам, чтобы не раскрывать личность, – задавал вопросы о том, как все закончилось, вместо ответа я заставлял его петь со мной Blue Moon[2]. «Луна, ты же видишь, я одинок, – протягивал мальчик своим голоском. – Без мечты в сердце. Без настоящей любви».
Однажды Адам очень серьезно посмотрел на меня и спросил: «Йоханн, свозишь меня в Грейсленд?» Недолго думая, я согласился. «Ты обещаешь? Правда, обещаешь?» – волновался крестник. Я сказал, что да, обещаю. И больше ни разу об этом не вспоминал, пока все было в порядке.
* * *
Спустя 10 лет Адам выпал из жизни. Он бросил школу в 15 лет и сутками сидел дома, уставившись в экраны телефона и планшета. На первом он бесконечно скроллил[3] сообщения в WhatsApp и Facebook[4], на втором чередовались YouTube и порносайты. Временами я все еще видел в нем что-то от маленького мальчика, весело распевающего Viva Las Vegas[5], но этот человек будто больше не существовал – он рассыпался на мелкие кусочки. Адам с трудом мог поддерживать беседу несколько минут, не отвлекаясь на экран телефона или не переключаясь на другую тему. Казалось, он со скоростью Snapchat[6] уносится куда-то, где ничто серьезное не сможет до него добраться. Он был умным, порядочным, добрым, но создавалось впечатление, что его сознание неспособно сосредоточиться ни на чем.
В течение десятилетия, пока Адам взрослел, подобный же распад, по-видимому, переживали многие из нас. В начале XXI века нарастало ощущение, что способность человека сосредотачивать внимание на чем-либо постепенно разрушается. Я чувствовал это по себе: покупал стопки книг и виновато поглядывал на них, отправляя в это время теперь уже точно последний твит. Я по-прежнему много читал, но с каждым годом моя жизнь все больше и больше напоминала бег вверх по эскалатору, движущемуся вниз.
Люди моего поколения (мне едва исполнилось 40 лет) неизменно оплакивали утраченную способность к концентрации. Словно это друг, который исчез в океане, и с тех пор никто его больше не видел.
И вот однажды вечером мы валялись на большом диване, каждый был погружен в свой телефон, я посмотрел на Адама и содрогнулся. Так жить нельзя. «Адам, поехали в Грейсленд», – тихо произнес я.
«Что?» – удивился парень.
Я напомнил ему о моем обещании. Адам обо всем этом, конечно, забыл, как и ту эпоху своей жизни. Однако было заметно, что идея разрушить отупляющую рутину нечто в нем пробудила. Он посмотрел на меня и спросил, не шутка ли это. Я сказал, что все серьезно, но есть условие. Да, мы отправимся в путешествие длиной в 4000 миль[7], съездим в Мемфис, в Новый Орлеан, прокатимся по всему Югу – куда он захочет, я все оплачу. Но Адам должен был попрощаться хотя бы на время со своей зависимостью от телефона: гаджеты днем будут выключены, пользоваться можно только ночью. Нам нужно было вернуться в реальность, восстановить связь с чем-то важным. Крестник поклялся, что так и будет. И несколько недель спустя мы вылетели из лондонского аэропорта Хитроу в страну дельта-блюза.
* * *
Экскурсоводов в Грейсленде больше нет. У входа в поместье тебе вручают iPad с наушниками, а дальше планшет говорит, что нужно сделать: поверните налево, поверните направо, ступайте прямо. В каждом помещении iPad голосом неизвестного актера рассказывает, где ты оказался, и выводит на экран соответствующую фотографию. Так что по Грейсленду мы ходили, уткнувшись в свои планшеты. Вокруг были канадцы, корейцы и толпы других людей со всего мира, и все ничего не замечали вокруг, их интересовало только то, что было в руках. Я смотрел на все это с постепенно нарастающим напряжением. Время от времени кто-нибудь отрывался от планшета, и я ощущал проблеск надежды. Мне хотелось встретиться с этим человеком взглядом, подойти поближе, сказать: «Слушайте, кроме нас тут никого. Это же мы проделали путь в тысячи миль, потому что захотели увидеть все это своими глазами…» Но каждый раз я убеждался, что человек просто-напросто ненадолго переключился с iPad на свой телефон, чтобы сделать селфи.
