ПРОЛОГ
Данте сплюнул, опираясь на ветхие перила балкона с аварийной лестницей, и следом за плевком, последовал выгоревший до самого фильтра окурок. Там за дверью, жалобно визжала, сопротивляясь настройке гитара, слышался раскатистый смех, отпускались неуместные шуточки, а гримерка пропиталась запахом перегара и травки.
Впереди несколько часов выступления, и она по обыкновению заполнится запахом резины и секса. Возможно, кто-то оставит на потертом диване свою девственность, и запомнит этот день как самое счастливое событие в своей скучной, ограниченной фанатской жизни. Данте не питал восторг или вожделение к своим поклонницам, его скорее раздражали, чем привлекали искорёженные в желании раскрасневшиеся лица. Он был в первую очередь музыкантом, вокалистом, человеком навечно изломанным творчеством, а не горячим татуированным парнем в кожаной куртке, которым видело его все это стадо.
— Данте, через десять минут нужно выходить на сцену, толпа уже беснуется и отправляет отборные маты в сторону разогрева. Они ждут тебя, — мужчина улыбнулся, словно сказал какую-то приятную вещь.
Вечно в приталенных костюмчиках, с зализанными гелем темными волосами, и с идеально выстриженной бородкой, пиар-менеджер, которого обязана иметь каждая уважающая себя звезда, раздражал Данте, стоило ему включить режим папочки.
— Ок, Майк, — Данте устало прикрыл веки, и потер глаза костяшками.
Он давно уже выучил, что чем меньше будет поддерживать диалог, тем меньше нравоучений услышит.
Мужчину, кажется устроил подобный ответ. Мимолетная кротость от взбалмошной и склонной к скандалам звезды, была ещё той щедростью.
Данте был уверен, что он его ненавидит, но возможность делать на нем неплохие деньги, уже не первый год перевешивала чашу весов.
Он вернулся в гримерку, бросая телефон на столик, и игнорируя очередной пустой треп.
Кто сказал, что музыкальный коллектив в реальной жизни такой же дружный и гармоничный как на сцене, что это обязательный пункт? А возможно, только «Blood flegetton», выбивалась из общепринятых норм.
— Готов к выступлению, Данте? — Сэм оставил гитару в покое, перекидывая через плечо свои длинные волосы.
Длинные, шелковистые. Ему бы снимать дешёвые рекламки о пользе того или иного шампуня, глупо обнажая зубы на камеру.
Как баба, ей-Богу.
— Какого черта я здесь по-твоему делаю, Сэмми?
Данте протер взмокший лоб, и схватил с пошлого, ярко-малинового дивана, тонкое полотенце.
— Тебе надо расслабиться. На сцену нельзя выходить на грузе. Толпа чувствует твой настрой.
— Да мне насрать, что она там чувствует,— пробурчал Данте, перевязывая полотенцем татуировку на плече.
— Мамочка не должна видеть, чем ты занимаешься?— ухмыльнулся Адам, разливая по бокалам темную жидкость,— не хочешь нюхать, хотя бы бухни. На.
Может быть, и правда не мешало немного расслабиться? Было какое- то неприятное предчувствие, череп сдавливал несчастный мозг, будто бы пытаясь выдавить из него все строчки, все мысли.
Раз. Два. Три.
Данте прикрыл глаза, обжигая горло заботливо предоставленным спиртным.
В его райдер никогда не входило дорогое пойло, экзотические фрукты, которые были в изобилии, дабы удивить местных сучек.
Данте вообще не понимал, зачем кого-то нужно удивлять?
Она пришла сюда явно не для того, что бы выпить или сожрать папайю.
Она пришла сюда стащить свои трусы и сесть на член одному из них.
Как же банально.
Ты вроде бы делаешь крутую музыку, работаешь над текстами. А им все равно. Просто снять трусы и сесть на член.
И наплевать, что ты играешь и как поешь.
Они наверняка представляют, что секс с рок-звёздами, является поддержкой искусства.
— Ты бы хоть на камеру улыбнулся, опять на постере твоя гнусная, хмурая рожа, — третий участник группы Кевин, пнул коленом плакат свисающий с дивана.
— Наш малыш в образе, не трогай его, — хохотнул Сэм, перебирая пальцами длинные пряди.
— Ты их нарастил что ли? — брезгливо сморщился Данте, не выдержав этого самолюбования, со стороны Сэма.
— Ну кто-то же должен соответствовать образу рокера, — он довольно ощетинился.
— Я давно вырос из стереотипов, как Адам из своих кожаных штанов, — бросил Данте, впервые радуясь суетливому Майку, вернувшемуся в гримерку.
Он уже хотел туда. Хотел вдохнуть в свои легкие весь этот спертый воздух предвкушения, и не оставить никому и капли. Обхватить пальцами микрофон, прикрыть глаза, и болезненно-хриплым голосом взорвать весь зал, как опытный террорист.
— От вас так и веет скукой и меланхолией. Проснитесь ребята, вы не «Placebo», зал должен хотеть вас, зал пришел зажигать, а не пустить слезу, с единственным желанием— покончить с собой,— парировал Майк, приглаживая свою бородку,— и что я тут только делаю...
— Зарабатываешь сумасшедшие бабки,— ухмыльнулся Данте, обращаясь вслух, к скандирующей толпе.
Вот ведь еще одна необъяснимая традиция, которая не нарушается никем и никогда: не выходить на сцену вовремя.
Заставить зал рвать и метать. Разгорячить их тела до температуры кипения, чтобы любовь, нетерпение и желание, смешалось с ненавистью и желанием разорвать тех, кто в конечном итоге, выйдет на сцену.
