Иногда наступает время, когда тебя неудержимо тянет что-то написать. Под словом что-то я имею в виду не процесс создания всяческих красивых и не очень слов, заполняющих чистый лист бумаги, нет. Что-то – это настолько сильные мысли или чувства, которые просто невозможно носить в себе, и ты торопишься избавиться от них разными способами. Самый лучший из них – это разговор с другом. Самый простой из них – это написать что-то.
Так уж сложилось, что первый мне не подходит: вроде бы есть люди, считающие себя моими друзьями, да и я их, кажется, тоже, но вот, когда необходимо поговорить, все они оказываются занятыми. Поэтому в голову лезут разные мысли: нет, но может быть действительно так, что у друзей на разговоры с тобой времени и правда нет, но почему-то мысли об одиночестве упорно сжимают все внутри. Лист бумаги оказывается более верным другом, по крайней мере, с ним легче, потому что он никогда не откажется выслушать и переварить ту информацию, которую ты ему предложишь, хочет он того или нет.
Когда ко мне раньше приходило такое время, я писала стихи, рассказы, притчи, повести и даже романы. А затем… неожиданно слова закончились. Это состояние настолько странное, что описать его невозможно, разве что найти аналог в природе. Как, например, речка Яблоневка в моем родном городке, она была всегда миражом: то ли есть она, то ли нет. Русло, поросшее камышом, есть, а воды нет, но все горожане все равно продолжают ходить «на Яблоневку». Ты испытываешь определенные чувства, и для тебя они полноводные, мощные, яркие, а вот одежд у них нет. Избавиться от них ты уже не можешь, поэтому мучаешься и томишься, словно горшок в русской печи – еще чуть-чуть и взорвешься.
Способ избавления я все же нашла: заимствовать слова у других людей. Смешно, миллиарды нас на планете, несколько миллионов говорят на твоем языке, еще несколько миллионов говорят на твоем втором языке, и слова ваши одинаковые, общие. Но так ли это? Одно ли означает слово «счастье» для каждого из этих миллионов? Нет, все же слово – это невероятная сила, как не вспомнить: «Сначала было слово…».
Чернокожий на Площади народа говорит мне два слова «abito qui», я отвечаю «abito lontano» и, произнеся всего четыре слова, мы с человеком другой расы создаем картину в стиле миллиард D. Слушая и впитывая смысл его слов, я испытываю зависть к этому беженцу из Африки, и пока он надевает мне на запястье цветные браслетики из бисера, я представляю его огромную общину, девушек, что нанизывали эти бусинки на резинку, тех, которые, наверняка, готовят еду для всех в огромном котле или добывают ее в каких-нибудь центрах помощи беженцам, я вижу, как они спят в палатках или прямо на берегу моря, благо, что в Италии тепло, я ему страшно завидую, несмотря ни на что я тоже хочу жить «qui» и говорить об этом приезжим туристам.
Для него мое «lontano» означает суровый климат, красивый Кремль и памятники Петербурга. Мне так кажется, но, верно, я ошибаюсь, потому что разговор продолжается и парень засыпает меня вопросами. «У тебя есть дети», – внезапно говорит он, и я не сразу понимаю такой простейший вопрос, который сбивает меня с ног, – «Дети… сколько у тебя детей?» Да, я теряюсь, оттого что это звучит не как вопрос, а как утверждение. «Нет, у меня нет детей», – наконец, отвечаю я и вижу его недоумение. Дальше приходится врать: «да-да, у меня нет мужа, но есть жених, давно ли мы вместе? – оо, очень давно…». Иначе не объяснить, как это ты такая bella и одинока. А жениха все с удовольствием принимают и желают, чтобы он поскорее отважился жениться. Так, сидя на раскаленной римской площади, силой пары слов, мы оказываемся в параллельной реальности или нереальности. Для меня нереальность почему-то всегда заманчивее.
Окуная расплющенные усталостью и жарой ноги в венецианскую Лагуну, я упорно не могу поверить, что это происходит в реальности. Нет, мне не кажется, что это сон, я просто вижу все, что вокруг меня через некую пелену, то есть все, что происходит со мной, воспринимается мною, как во сне. Я трогаю воду, водоросли, белейшие мраморные ступени, но нет, мои руки, мои пальцы не ощущают их как реальность. Мне трудно почувствовать их температуру, разобрать: гладкие они или шершавые. Даже вода, стекающая по моим лодыжкам, не кажется мокрой. Как во сне…
Напротив трое парней и один мужчина, глядя на меня, отваживаются охладиться. Они снимают обувь, один тихо, осторожно ступает вниз на скользкие ступени, покрытые водой. Судя по выражению его лица, он испытывает долгожданное блаженство. Теперь они скромно плещутся в соленой воде по колено и фотографируют друг друга. Почти вырвалось «фотографируются». Благодаря итальянскому, знаю, что глаголы на «-ся» считаются направленными на себя, поэтому глагол «фотографироваться» больше подходит тем, кто снимает себя «на палку». В Венеции их продают чернокожие парни. Повсюду. На Площади святого Марка, но не в центре, а прячась от солнца под портиками, на улицах и улочках, держа «палки» в руках в виде цветных букетов. Отличная штука, которая расскажет всем вокруг, что ты одиночка. Что тебя некому снять. Хорошо, что обладателей палки все же меньше тех, кто снабжен полноценной камерой.
