О том, что к деревне приближаются вурдалаки, Меркушка узнал от своего друга, соседского мальчишки Антипки, сына кузнеца. Антипка был непоседливым и озорным мальчуганом, он не мог сидеть без дела и целыми днями занимался тем, что слонялся от двора ко двору, узнавая местные новости и распуская разные сплетни среди приятелей, которые считали его болтуном и серьезно к нему не относились, а иногда даже поколачивали за длинный язык. Взрослые же, напротив, Антипку любили, он располагал их к себе веселым нравом и умением петь залихватские песни. А еще у него была глиняная соловушка, в которую он наливал воду и дул, смешно раздувая щеки и извлекая из нее чудесные трели, точь-в-точь как у живых пташек!
Меркушка почувствовал что-то неладное еще неделю назад. Деревенский люд, обычно веселый и приветливый вдруг резко изменился. Мужики и бабы ходили хмурые, мало разговаривали между собой. В воздухе ощущалось гнетущие ожидание беды. Это было странно, ведь приближался праздник Ивана Купалы, который всегда отмечался весело и с размахом, несмотря на негодование и запреты попа Илия из соседнего села: на лугах разжигали огромные костры, через которые прыгали девушки и парни, в реку запускали венки, сплетенные из цветов и травы, а самые смелые ходили ночью в лес и искали цветущий папоротник.
Но сейчас Меркуша видел вокруг только унылые лица, а взрослые на его вопросы ничего не отвечали, только отмахивались, как от назойливой мухи, чтобы он не приставал.
Вчера на лугу он встретил Антипку. Тот, как всегда, шел быстрым шагом припрыжку, так как не мог сдерживать свою неуемную энергию, на ходу что-то насвистывая в свою соловушку. Поравнявшись с Меркушкой, он остановился и перестал дудеть.
– Здорово, Антип, – поприветствовал друга Меркушка.
– Здрав будь! – отозвался Антипка. – Куда путь держишь?
– Да вот к отцу иду, подсобить с сеном. А ты откуда?
– На реке был, хочу накупаться вдоволь, а то, похоже, не скоро еще придется, —мальчишка при этих словах погрустнел.
– Как так? Ведрые деньки стоят, да и бабка Бабариха гуторила, что до самой Воробьиной ночи дождя не жди, это ей ведьма Аксинья сказала, она, грит, была у нее давеча, хотя, может, и врет старая шельма.
Ведьма Аксинья жила на отшибе деревни, ее дом граничил с лесом. Народ ее уважал, но побаивался. Приходили к ней только в случае острой нужды, когда кто-то болел или нужна была помощь в любовных делах. Аксинья была молодой, красивой, черноволосой и ясноокой женщиной. Ее воспитывала бабка, тоже ведьма, которая ее всему и научила, передав колдовской дар. Но бабка давно умерла, а внучка пошла по ее стопам. Меркушка в Аксинью был тайно влюблен, и когда она появлялась на улицах деревни, а бывало это не часто, он любовался ее красотой и старался услышать ее чудесный голос, напоминавший ему журчание весеннего ручья. Мальчик мечтал о том, что когда вырастет, женится на Аксинье, и эти тайные мечты согревали его сердце.
– Да дело не в этом, Меркурий, – отвечал Антипка. – Скоро нам придется уйти из деревни. Сюда идут вурдалаки.
Тут вдалеке показался пастух Петр и стал что-то кричать, показывая в сторону ребят и размахивая руками.
– Это он меня кличет, – испуганно, но в то же время с озорной ухмылкой проговорил Антипка, – побегу! – И с этими словами он припустил бежать в сторону деревни.
Слухи о том, что по Руси бродят вурдалки, Меркушка слышал давно. Путники, забредавшие в их деревню, иногда рассказывали, что далеко, за карпатскими горами, то ли в Сербии, то ли в Болгарии, появилась эта нечисть. Началось все с того, что люди убили злого колдуна, но не провели над ним положенные обряды, поэтому однажды ночью он встал из могилы и принялся пить кровь своих недругов, тех, кто его судил и убил. Те же, в свою очередь, превратившись в вурдалаков, начинали обращать своих близких родственников, отчего стали вымирать целые деревни и села. Людям, объединившись, удалось прекратить это истребление и уничтожить вурдалаков, но, по слухам, некоторым кровопийцам удалось выскользнуть из окружения, и они направились в сторону Руси.
В меркушкиной деревне хватало и своей нечистой силы. Иногда шалили домовые, пытаясь задушить спящих людей, но пока, слава Богу, до смерти никого не удавили. В лесу, бывало, озорничал леший: путал людей, заставляя их блуждать долгое время без воды и еды. На болоте жил кто-то неведомый, но, по рассказам, очень страшный. Он в прошлом году утянул в трясину сына купца из соседнего города, тот, на свою беду, решил поохотиться в неизвестных ему местах, не зная, какая опасность его поджидает на болоте. Хоть бы спросил, дурак, местных жителей, прежде чем идти в лес…
Еще на реке, в том месте, где она расширяется (это место называли ямой), бывало, видели русалок. Молодые парни, приходившие вечером на это место порыбачить и задерживающиеся до наступления темноты, рассказывали, что при свете полной луны в реке можно заметить русаличьи раздвоенные хвосты, отражающие лунный блеск. Этими хвостами они ударяли по водной глади и скрывались под водой, так что самих их никто не видел, только брызги взметались в воздух и красиво серебрились в лунном свете. Естественно, купаться ночами в реке было нельзя – русалки могли затянуть в омут и утопить.
