О записках белого подпольщика
Офицерские мемуары – это своего рода визитная карточка русского зарубежья. Огромный свод воспоминаний активных участников Белого движения, гражданских беженцев, государственных деятелей и деятелей культуры позволяет почувствовать «потонувший мир», по выражению Б. А. Энгельгардта, русской военной и в целом дореволюционной жизни. Воспоминания писались по-разному, пока все живо в памяти или спустя время. Кто-то из белых вождей сразу взялся за перо. В 1921 году стали выходить знаменитые «Очерки русской смуты» А. И. Деникина. В том же году П. Н. Врангель опубликовал свои «Записки». Название подчеркивало, что это не воспоминания постфактум, а лишь заметки по ходу: жива была надежда на продолжение борьбы, на «весенний поход».
Многие старые офицеры оставляли фундаментальные воспоминания о всей своей офицерской жизни, вели долгую переписку с рассеянными по миру однополчанами, скрупулезно выясняя, кто где, каковы судьбы тех или иных сослуживцев. Это делалось потому, что в межвоенный период многие считали, что когда-нибудь Россию придется возрождать едва ли ни исключительно по живой памяти и традиции; считалось, что большевиками уничтожены все архивы, весь тот материальный запас, который наработала русская военная культура. Оттого и возник позыв сохранить в мельчайших подробностях сам военный быт, назвать как можно больше имен, сохранить саму ткань прежней военной жизни, традиции полковой семьи.
Некоторые мемуары блистательно изложены, талантливо беллетризованы. Достаточно вспомнить Н. А. Раевского, С. Я. Эфрона, Ю. А. Рейнгардта.
Многие лагери Гражданской войны оказались более или менее безмолвны. Крайне мало свидетельств из повстанческого лагеря. Неписьменный был народ. Существуют фантазийные воспоминания киевского атамана И. Струка, которому посчастливилось живым выбраться за границу. А в основном эта среда «молчит». Немного сохранилось и неподцензурных свидетельств тех из офицеров, которые неволей, не сочувствуя революции, оказались в Красной армии.
Мы рассуждаем на тему о природе мемуаров оттого, что выделить чем-то очередные, публикуемые впервые или републикуемые, воспоминания нелегко. Слишком высока конкуренция остро интересных и содержательных текстов. Однако текст Ильи Савченко и на весьма впечатляющем фоне имеет свои уникальные черты. Это воспоминания белого офицера, который в тифу, при развале деникинского фронта попал в плен к красным, оказался в РККА и с самого начала планировал уход к кубанским повстанцам. Воспоминания написаны в 1920 году, сразу как автор вырвался за рубеж. Итак, на лицо нестандартность ситуации: на положении красного командира автор внимательно слушает, запоминает и делает это с позиции противника, а не приспособленца; свежесть впечатлений – вот что делает интересными воспоминания Савченко.
Автор пишет последовательный очерк отрезка своей жизни от мартовских дней на Кубани, когда отступали белые войска, до своего ухода в горы, как можно понять, в конце июля или начале августа того же года.
Иногда в повествовании появляются отсылки к бол ее ранним событиям, хотя их немного. Ни о своей предыдущей службе, ни об участии в повстанчестве автор не распространяется. Красный стан 1920 года – вот предмет его внимания. Про повстанческую борьбу на Кубани он написал отдельную работу «Зеленая Кубань», которую читатель найдет в настоящей книге. Однако в «Красном стане» содержится гораздо больше личного, в этом произведении больше авторской оценки описываемых событий.
Попробуем выстроить пунктир биографии автора. Он говорит о себе весьма скупо, но некоторые черточки все-таки позволяет подметить. Савченко называет себя донцом, есаулом, который служил в Донской армии с 1918 года, в том же году был ранен. Служил в 26-м конном полку, в зимних, 1919–1920 годов, боях на Маныче был уже старшим оперативным адъютантом штаба 4-й Донской конной дивизии[1]. Насколько можно понять, Савченко проходил и дореволюционную военную службу. В то же время он университетчик, знакомого именует товарищем по перу, что позволяет предполагать гуманитарное образование и предрасположенность к литературным занятиям. Действительно, свои воспоминания он успешно беллетризует, хотя и без мелодраматичности и ущерба достоверности. Автор упоминает продолжительное проживание в Сибири. Вот, собственно, что можно почерпнуть из текста. Кроме того, он обнаруживает вполне «университетские» настроения своей молодости: мечты об освобождении, святость идеи Учредительного собрания.
Предполагая, что фамилия Савченко подлинная, обратимся к базе данных на участников Белого движения, составленной С. В. Волковым[2]. В ней обнаруживается лишь один подходящий кандидат. Это Савченко Илья Григорьевич (1889–1961), есаул Кубанского войска, служивший в Добровольческой армии и ВСЮР. В мае – сентябре 1920 года он состоял в партизанском отряде на Кубани. В эмиграции во Франции – войсковой старшина; литературный критик и писатель. Что интересно, в справке отражено, что у него есть неопубликованное сочинение 1929 года «Кубанские повстанцы» на французском языке. Трудно сказать точно, о каком человеке в данном случае идет речь, но некое сходство в описании однозначно есть. Савченко не кубанец, а донец, большую часть означенного срока он проводит на красной службе, а отнюдь не в повстанцах. Однако более близкой кандидатуры не обнаруживается. Напечатанный текст помечен 1920 годом, Галлиполи. Можно предположить, что Савченко успел перебраться в Крым и эвакуироваться с русской армией. Возможно, он ушел с Кубани с войсками С. Г. Улагая.
