Что побудило меня сесть за эту повесть о жизни? Трудно сказать… Во-первых, видно, пришло время выполнить то обещание, которое я когда-то дала своему отцу, участнику Великой Отечественной войны, почетному железнодорожнику Федору Михайловичу Щёкину, который просил меня написать о жизни путейцев, работников Путевой Машинной станции (ПМС). Сегодня ему исполнилось бы 107 лет. Его нет с нами уже более 35 лет, и я должна, наконец, рассказать о нём, о нашей семье, о том, как мы выжили в страшном аду войны, как учились и росли после войны.
Во – вторых, недавно ушёл из жизни мой родной брат Алексей, который понимал меня как никто, помогал всю жизнь, чем мог, не пытался меня «поучать» на правах старшего брата. После его смерти я «всей кожей» почувствовала страх одиночества, страх того, что всё, что связано с нашей семьёй, с нами, пережившими ад войны, выжившими каким-то чудом, – всё это канет в небытие, будет забыто. Этот страх забвения и породил моё страстное желание написать о нас тем, кто будет жить после нас, может быть, моим будущим правнукам (дай Бог, если они появятся на свет!).
Скажу честно: эти воспоминания дались мне далеко не просто. Порой приходилось как бы заново переживать случившееся много лет назад. Всё же светлых моментов в моём детстве было немало.
«Нет ничего выше и сильнее, и здоровее, и полезнее впредь для жизни, – говорил Ф.М.Достоевский, – как хорошее какое-нибудь воспоминание, и особенно вынесенное ещё из детства, из родительского дома».
Ещё одно обстоятельство заставило меня написать эту книгу. В наши дни кто-то пытается утверждать, что мы, рожденные в 1935—1937 годах, не являемся детьми войны. А кому же тогда было по 5- 7 лет? Кого спасали наши отцы и матери? Во имя кого погибали на фронтах и сутками трудились в тылу, отдавая последние крохи нам, своим малышам? Какое кощунство пытаться переписывать историю Великой Отечественной войны и принижать великую роль Красной Армии, освободившей Европу от фашизма? Забыть всё это? Разве можно забыть детей Ленинграда? Детей Хатыни?
Мы в детстве не знали компьютерных игр-
Мы видели танки с названием «Тигр».
В 12 лет мы у станка на ящиках стояли,
Сразиться с фрицем на «ИЛ-2»
Мальчишками мечтали.
Эти стихи родились у меня спонтанно, в момент сильного душевного волнения. Нет ничего удивительного в том, что в год 70-летия Победы многие из нас, детей войны, мысленно возвращаются в те далёкие годы, вспоминают тех, кому обязаны своей жизнью и свободой.
На моём жизненном пути встречались люди разные: добрые и злые, открытые и замкнутые, щедрые и прижимистые, остроумные и недалекие, – словом, люди как люди, со всеми их недостатками и достоинствами.
«Личная история каждого человека, генетический код его памяти тоже ведь вырождается, если не питать его своевременно, – утверждал известный писатель Борис Васильев.
Не претендуя на художественные изыски этой повести о жизни, все же смею предположить, что некоторые эпизоды из моего жизнеописания, например, рассказы о жизни детей Путевой Машинной Станции, будут интересны для сегодняшних путейцев, тех, кто круглые сутки делает наши железные дороги безопасными и комфортными. Нам, детям ПМС, приходилось менять по 3—4 школы в течение учебного года и колесить по «стране моей широкой» с юга на север и с запада на восток, месяцами не видеть родителей, мерзнуть по ночам в интернатах и мечтать о маминых пирожках. В памяти моей целый кладезь воспоминаний – весёлых и грустных, светлых и горьких. Незабываемых…
В начале жизни помню я войну…
– Подайте, Христа ради!» – послышалось из открытой двери вагона, в котором жила наша семья железнодорожника-путейца.
Мама взяла со стола кусочек хлеба и обратилась ко мне:
– Манечка, спустись с лесенки и подай бабушке хлебушек!
Я, трёхлетняя девчушка, стремглав помчалась к двери, переступила порог, спустилась с верхней ступеньки и увидела маленькую старушку, протягивающую сухую жилистую руку к хлебу. Чтобы дотянуться до её руки, мне надо было спуститься ещё на одну ступеньку, но моя маленькая ножка не дотянулась, соскользнула – голова моя закружилась – и я полетела вниз. На крик выскочили папа с мамой. Старушка охала, разводила руками, а я лежала на земле: голова моя была вся в крови. К счастью, станционный медпункт был рядом с нашими вагонами, и папа быстро принёс меня к врачу.
Помню женщину в белом халате, склонившуюся надо мной. Она зашила мою рану (травма была небольшой, рана зажила быстро, но шрам остался на всю жизнь и принёс мне немало страданий). Помнить себя я стала именно с этого случая. Мне было три с половиной года. Это было в мае 1941 года. Наша Путевая Машинная Станция №6 стояла тогда на ст. Ясиноватая Донецкой области. Таких «путьремов», как их называли в народе, было по Союзу около ста.
