То ли сон был, то ли явь – не пойму,
но такое ощущение странное,
что в чистилище попал я вдруг.
И вишу – не взлетаю, не падаю.
И народу тут много всякого.
В основном, алкаши да бабники.
Как и я висят и не вякают.
Своей очереди ждут, похабники.
А вокруг гудят какие-то трубы.
Всё уныло, расплывчато, мрачно.
И рванины, истлевшей – груды.
Вобщем, как-то всё неудачно.
Здесь иначе проходит время.
Вроде вечность, но как-то быстро.
Хоп, и голый я. Стою на коленях.
В главном зале. Гектаров на триста.
В центре зала висят весы,
на высоком кресте распятые.
А вокруг лишь упыри, да псы.
В балахонах с кровавыми пятнами.
И готовый уже к покаянию,
вдруг увидел я камни разные.
Каждый камень равен деянию.
Благородному иль безобразному.
И за день мною прожитый каждый,
эти камни, крупные, мелкие,
с тяжким грохотом сыпятся в чаши.
Справа, слева, чёрные, белые.
Вон булыжник – обидел женщину.
Вон за то, что стрелял сигареты.
Белый камень! – монету дал нищему
И за то, что забыл об этом.
Грохотали булыжники, падая.
Запах серы смешался с миррой.
Чаши прыгали. Левая. Правая.
В зале слышался хохот и вой.
Вдруг, всё стихло. Весы на нулях.
В зале – шёпот и тихие речи.
Я хотел улизнуть втихаря,
Но меня ухватили за печень.
И, наверное, главный вампир
Прогнусавил: «грешок один знаю —
Этот олух без закуси пил
И поэтому, вот что считаю:
Нужно в ад его сплавить закуской,
Чтобы впредь неповадно другим»,
А защита в ответ – он же русский.
Он в России родился и жил.
Снова чёрное с белым заспорило,
Но о чём-то сакральном, своём.
Вдруг, как буд-то обрушилось море
И раздался небесный гром.
Всё исчезло. И крест. И зал.
Я один, в тишине на диване.
Но не голый, а в том, в чём спал.
То есть в брюках, с носками в кармане.
Толи сон был, толи явь – не решу.
