Размышления о романе Р. Лукашиной «В Рим и обратно»
Быть рецензентом Регины Лукашиной мне посчастливилось второй раз. Да-да, именно посчастливилось. Потому что её проза – это всегда праздник. Интеллектуальный, событийный, эстетический и – обязательно – немного личный. Интригующее (при всей внешней простоте) название, Захватывающий сюжет. Прекрасный, кристальный стиль. Позволю себе сразу одну цитату из романа: «Как всё-таки льётся её речь! Никаких “э” и заиканий, словесного мусора вроде повторяющихся “короче, слушай, это самое”» – вот так на протяжении всего романного полотна: никакого словесного мусора!
Как и все, что пишет Р. Лукашина, роман рассчитан на читателя подготовленного. Имена, цитаты (прямые и скрытые), ассоциации и аллюзии, интеллигентский стёб – все это составляет плотную ткань романа «В Рим и обратно». Не хочется перечислять или приводить примеры, чтобы не лишать будущих читателей радости открытий. «В Рим и обратно» – не попса и не чтиво. Это – литература. Которая по определению не должна быть лёгкой.
Роман многослойный. Очень динамичный. В хорошем (пожалуй, классическом смысле этого слова полифоничный). Из субъективного: удивительно цепляют интонационной точностью «московские» главы, когда видишь каждый уголок, каждую улицу, вспоминаешь выбоинки на асфальте на знакомых и привычных местах – понимая при этом, что, конечно, их залатают, заделают и даже закроют плиткой, но вот сейчас, в моменте, они чётко и зримо встают перед глазами. «Мелочи, но складываются в общую картину» – это, правда, уже из «римских» сюжетов, но применимо ко всему роману.
Исторические экскурсы органично вплетены в сюжетный ход. Юлий Цезарь, Николай Второй, Тарквиний Гордый так же естественны в романе, как и его главные герои. Героями романа становятся и места: Ватикан, Измайлово, Капитолийский холм, Устьинский мост… В романе они все живые, дышащие, пронизанные ветрами истории и современности, любви и предательства, полёта мысли и тихим замешательством, стремительностью и выжидательностью.
А развязка… Впрочем, не будем раскрывать все карты. Надеюсь, будущий читатель уже достаточно заинтригован и с нетерпением ждёт возможности открыть первую страницу. В путь! Из Рима – и обязательно обратно. Вас ждёт увлекательнейшее путешествие с Региной Лукашиной и её героями.
Е. В. Дзякович, доктор культурологии, профессор кафедры теории и практики общественных связей РГГУ, профессор кафедры журналистики и связей с общественностью МГЭУ
Глава 1
Старые знакомые, новые печали
Москва. 23 октября, около 21.30. Устьинский мост
…Небо казалось сгустившимся, как чернильная клякса. Сняв ладонью серый снег с перил моста, он вытер им лицо. Веки сразу защипало. Видимо, не попусту говорят, что атмосферные осадки в мегаполисе грязнее тряпки в автосервисе. Рассудок сохранил трезвость и потребовал поскорее умыться. Однако в душе от этого мальчишеского, неправильного поступка стало чуточку свежее. Там, в душе, скопился осадок той атмосферы, в которую он окунулся после выхода на федеральном телеканале своего нового сериала. Казалось бы, всё с натуры срисовано. Честный служака попал в опалу за то, что выступил против начальника, который готов глаза закрыть на ущерб государству, лишь бы не упустить заграничного инвестора. Талантливый репортёр – против главного редактора, кто мнение акционеров ставит выше фактов. А ещё молодая актриса некстати и вслух припомнила, в какой круг ада нарисованного им в великой «Божественной комедии», Данте отправил предателей… И пожилая дама, что с горькой иронией вслед отъезжающему мерседесу крикнула про тридцать сребреников. Любовь, отчаяние, безысходность, надежда. Нас можно сбить с ног, но невозможно поставить на колени. Лучше песок на зубах, чем иней на яйцах. Поэтому мы в который раз встаём, идём вперёд и побеждаем и врага, и подлость. Вот такое кино.
Ему рассказывали, что рейтинг у сериала был огромным – от Анадыря до Серпухова телезрители выбирали именно то, что он снял. В ленту, в которую без патетических натяжек он вложил всю свою творческую силу и душу. Но на его «Горе от ума» двадцать первого века сразу, яростно и едко отозвались те, кого он до сих пор считал своими коллегами и товарищами по цеху. В социальных сетях лощёные светские дамы стали называть его зарвавшимся плебеем, кто не смеет поднимать голос на их безупречный статус. Сериал и его сценарий в их репликах характеризовался не иначе, как узнаваемыми под смайликами на месте пары букв матерными словами. Вроде «х@@ня собачья». На фуршете в честь открытия выставки Густава Климта в Музее частных коллекций с ним даже если и здоровались, то на расстоянии натянутой улыбки, но никак не за руку. И сдержанный смех сокурсника: «В каком ты звании, Серёжа?.. Не знал, не знал, надо же». «Да нет, мы должны быть ему благодарны… Предупредил вовремя, что началась охота на ведьм». И смех. Колючий, как снег в октябре.
Он снова снял перчатку и зачерпнул свежую порцию московского льда с ограды Устьинского моста. Пусть, пусть это грязь. Зато освежает. Там, на презентации рисунков венского художника, было куда холоднее. Стужа и стылая сырость буквально обжигали лицо. А «Поцелуй» из коллекции музея «Альбертина», золотого периода мастера, так и не привезли. Зря сходил. Или не зря? Не зря. Потому, что задал себе вопрос – жалеет ли о том, что сделал? Важнее быть обласканным живыми экспонатами московского бомонда или делать то, что хочешь? Паноптикум натянутых косметологами улыбок, живущий по хронометрам ценой в бюджет Нечерноземья. В чём заключается истинная свобода художника – следовать социальному заказу или, как шеф-повар в дорогом ресторане, на блюде с поклоном подавать элите то, за что она тебя востребовала? В конечном итоге эту пачку дилемм можно было бы свести и к каноническому вопросу – любить ли себя в искусстве или искусство в себе… И для кого творить.
