У каждого из них – своя история. Слишком тяжёлая, чтобы рассказывать.
Он ушёл в тень, чтобы не чувствовать.
Она научилась улыбаться, чтобы не падать.
Если вы сейчас в уязвимом состоянии – позвольте себе отложить эту книгу.
Она будет ждать.
Но если откроете – читайте медленно.
Не глазами – кожей. Сердцем. Внутренним эхом.
Это не история о чуде.
Это история о том, как кто-то вдруг постучал в твою тишину.
И ты решился… впустить
Важно: В тексте присутствуют темы, которые могут быть сложными для некоторых читателей: травматичные воспоминания, моральные дилеммы, жестокость, насилие и последствия эмоциональных травм. История фокусируется на психологической глубине персонажей, их борьбе с прошлым и попытке найти тепло в самой холодной ночи года. 16+
Каждая из этих песен – как сцена. Как эмоция, которую невозможно выразить словами.
Kaleo – Way Down We Go
Chris Isaak – Wicked Game
Ólafur Arnalds – So Far
Kaleo – I Can’t Go On Without You
Если вы включите их на фоне – история зазвучит иначе. Глубже. Личнее.
19:30
4 часа 30 минут до Нового года
Не помню, когда в последний раз чувствовал, как холод пробирается прямо под кожу. Может, дело не в погоде, а во мне самом. Но сегодня мороз особенный: лютый, колючий, такой, что воздух звенит в ушах, а дыхание превращается в резкий пар, моментально тающий у губ. Снег скрипит под ботинками, словно пытается меня удержать. Но я иду вперёд, сжимая в кармане пальто простенький телефон. Ни звонков, ни сообщений – будто мне и некуда спешить, хотя какие-то четыре с лишним часа остаются до боя курантов.
Я всегда ненавидел эту суету вокруг праздников. Новогодняя мишура, фальшивые улыбки, поздравления «всего наилучшего» – будто один день в году может стереть всю грязь, которую мы накопили в себе.
Иду, не понимая, куда сворачивать. Просто бегу от пустой квартиры, от своих мыслей и зеркал, в которых отражается прошлое. Внутри всё скручивается болезненным комком, но я, как обычно, делаю вид, что мне всё равно. Холод пинает меня под рёбра, снежинки слипаются на волосах, слепя глаза, но этот мороз хоть что-то даёт чувствовать.
Останавливаюсь перед перекрестком. Ветер резкий, завывает где-то в переулках, будто плачет. И тут замечаю силуэт у обочины: хрупкая фигура в свете уличного фонаря, капот машины чуть приоткрыт, а она стоит, прижимая телефон к уху, прикусывая губу. Кажется, на ней лёгкая куртка, и я невольно думаю, что с таким же успехом можно выйти голой на мороз. Судя по её взгляду и чуть напряжённой позе плеч, дела у неё идут не лучшим образом.
– Да вы шутите? Как это не приедете? – голос у неё негромкий, но в нём сквозит усталость, перемешанная с упрямым вызовом. – Праздник, ага. Отличный повод оставить человека в беде… Да я вам вдвое больше заплачу… Чёрт.
Я замираю на секунду. Можно просто пройти мимо. Я не обязан. Мне никто не нужен, и я тоже никому не нужен. Так проще.
«Сейчас уйдёшь – и всё останется, как было. Холод, одиночество, и твои стены, в которых нет никого, кроме тебя. Привычно. Стерильно. Без боли. А если нет? Если подойти? Что тогда?»
Пальцы дрожат, но не от мороза. Это раздражает. Я даже почти разворачиваюсь, чтобы уйти. Но тут она с досадой сбрасывает вызов, фыркает, как разозлённый котёнок, и оборачивается ко мне. Под фонарём вижу её лицо: карие глаза, в которых вспыхивает что-то, и лёгкие пряди волос, посеребрённые снегом.
И что-то в ней… цепляет меня.
Не её внешность – нет.
Хитрая ухмылка.
Свет в глазах.
И какая-то тень. Слишком знакомая.
– Счастливого Нового года, да? – насмешливо бросает она, поднимая бровь. – Служба эвакуации отказывается работать, потому что «праздник».
– Похоже на то, – сухо отвечаю я, ощущая, как мои губы сжимаются в привычную линию. Холодно. Руки начинают неметь.
Её «Мерседес» стоит у обочины, чуть накренившись, будто потерял часть своей былой гордости. Когда-то элегантный, он теперь выглядит уставшим.
– Позволь посмотреть, – коротко бросаю я.
Она замирает на секунду, будто не сразу понимая, вскидывает бровь. Потом хмыкает, скрещивает руки и всё же отходит в сторону. Плечи напряжены, но молчит – как будто говорит: «Ну давай, удиви меня, герой».
Я делаю шаг вперёд, в сторону машины. Снег хрустит под ботинками, будто сдерживает меня: ты уверен? Нет. Ни в чём не уверен. Но уже поздно останавливаться.
Капот наполовину приоткрыт, его края усеяны коркой льда, как будто сама зима решила запечатать его. Я просовываю пальцы, обжигаю ладонь о холодный металл и толчком поднимаю крышку вверх. Скрип. Лязг. Металл стонет, будто сопротивляется.
Под капотом – миниатюрная тундра. Сугроб белого пуха набился между деталями, всё промёрзло, будто машина давно мертва. Мороз вгрызается в кости через пальцы, и я рефлекторно сжимаю кулак, чтобы согреть ладонь. Никаких перчаток. Конечно.
«Гениально. Конечно, гениально. Почему бы не играть в автомеханика прямо под чёртовым ледяным дождём.»
Провожу рукой, смахивая снег с железа. Он падает хлопьями, прилипает к пальто. Под ними – холодное нутро двигателя, в котором ничего не греется, не дышит. И вот – вижу.
Ремень. Или то, что от него осталось. Тонкая, мёртвая полоска, лопнувшая пополам, как пересохшая жилка. Один край болтается на месте, второй застрял между шкивами. Я вытаскиваю его, осторожно проверяю пальцами.
