Вика стоит у окна, положив свои маленькие ладошки на теплую батарею.
– Папа, смотри какие большие снежинки. Здорово?
Отец обнимает дочь за плечи:
– Красиво. Завтра мы с тобой первыми протопчем тропинку. Встанем пораньше и пойдем в школу пешком. Хорошо?
«Тик-так». Ночник едва освещает циферблат маленьких настольных часов.
– Уже десять, Виктория. Пора смотреть добрые сны. – Отец откидывает одеяло детской кроватки и укладывает ребенка в постель.
Снег за окном. «Тик-так». Силуэты комнатных цветов. Тюль с райскими птицами.
– Интересно, а не зацветет ли завтра наш эухарис?
Ребенок поднимает голову с подушки и долго смотрит на окно.
– Может быть, – отвечает отец, поправляя одеяло дочери, – спи, малышка, иначе не сможем встать первыми. Снег очень красиво сверкает по утрам.
– Пап, а за мной сегодня гналась собака, – ребенок явно рассчитывает на разговор, ибо в ее карих глазах нет ни капли сна, – большой и ужасный пес. Собака может съесть человека?
Дверь спальни открывается, впуская в комнату яркий свет и мамину голову в бигуди.
– Ребятки, спать пора.
– Мама похожа на ежика, только яблока на голове не хватает.
Пока отец машет рукой, чтобы супруга им не мешала, дочь радуется своей шутке.
– Понимаешь, дорогая, – глава семьи делает нарочито серьезный голос, – ребенок интересуется, не едят ли собаки людей. Я не могу оставить этот важный вопрос без ответа.
– И тебе требуется помощь?.. – женщина несколько раз ударяет себя кончиками пальцев по лбу.
– Лучшая помощь…
– Да, я знаю – не мешать папе. И все же, родной, ребенку пора спать. Завтра у нее шесть уроков и музыка.
– Ладно-ладно, – ответил отец, – Всего десять минут.
– И еще минуточка, – добавляет Виктория, но уже невесело. Ей хочется смотреть на снег, стоя у окна, поливать бесчисленное количество раз эухарис и говорить с папой.
Дверь спальни закрывается и слышно, как мама начинает застилать в соседней комнате постель. «Тик-так». Силуэты комнатных цветов на окне. Тюль с райскими птицами и слабый свет ночника.
– Я знаю, что собаки не едят людей, дочка. Собаки – очень преданные человеку существа. Более того, им иногда присущи такие высокие человеческие качества, о которых даже люди не всегда помнят. Например, – сострадание. Я расскажу тебе историю, которая случилась очень давно. Мне было столько же лет, сколько тебе сейчас. Твой дедушка, тогда еще молодой, не седой, старался воспитать во мне, ребенке, уважение и любовь к животным. Однажды мы пошли на прогулку и он взял с собой Трезора. Это была немецкая овчарка, очень большая и страшная. Жил Трезор у соседа и всегда зло скалил зубы, когда видел меня поблизости. Он очень не любил детей за их баловство, да и мы частенько забрасывали его будку снежками и камнями.
– Ты так делал, папа? – Виктория посмотрела на отца с недоверием.
– Детству свойственна жестокость. Если бы наш эухарис мог говорить, то сказал бы, сколько листиков ты оторвала у него, пока была маленькой. Ты дергала папу за усы, рвала книжки и ломала игрушки. Это нормально. Главное, теперь ты этого не делаешь, ты – хорошая девочка с добрым сердцем.
Вика улыбнулась и задумалась.
Отец рассматривал свою дочь. Как он любил эту маленькую крошку, ее густые волосы, большие глубокие глаза, это детское родное личико. Вот оно – главное дело жизни. Дело, которое делает нас, родителей, вечными. Вечными, потому что через десятки лет энный праправнук будет отвечать на подобный же детский вопрос. У правнука будут такие же, как у нашего героя усы, его же голос, такие же толстые и торчащие вены на руках. Дите, убаюкиваемое его историей, увидит Викины сны, ибо сны наши, подобно чертам лица, передаются из поколения в поколение.
– Что было дальше, папа?
– Мы пошли гулять, – мужчина трет нос, пытаясь вспомнить детали, – Твой дед вел Трезора на коротком поводке, чтобы тот не бросился на меня. Я шел с другой стороны и видел злые собачьи глаза, которые пытаются улучить момент для броска в мою сторону. Я видел вздыбленную шерсть, голодную слюну на его громадных клыках. Я спросил отца, может ли собака полюбить меня. Он ответил, что главное не показывать животному свой страх. Мы дошли до магазина, а я так и не мог сообразить, как можно не бояться такое чудище. Отец привязал Трезора к металлической трубе и ушел покупать продукты. Было очень холодно, может поэтому я, будто взбесившись, прыгал вокруг собаки и показывал ей язык. Мне было весело, я знал, что собака крепко привязана, и не представляет для меня никакой опасности. Трезор не лаял, а просто смотрел в мою сторону с упреком. Но тогда я не понимал этого. Вышло так, что твой, Вика, папа, неожиданно поскользнулся и упал, на трубу. Прямо высунутым языком на холодный металл… Язык в один миг примерз, намертво приклеился к железяке. Я стоял беспомощный в полуметре от Трезора, пытаясь все же вырваться. Сам себя поймал в ловушку… Пес встал и оскалился. Было что-то злорадное в его глазах. Шаг, еще шаг. Я заревел во весь голос. Сейчас Трезор будет меня есть.
