Небо было сплошь затянуто грязно-серыми тучами; из-под них угрожающе сверкали серебристые молнии. Дождь лил такой, будто Белая Наставница Моозза вырвалась на свободу и вложила весь свой особенный талант в эту грозу. Феи, летевшие над неприметным городком, обнесённым каменной стеной – сколько их было на пути! – вымокли в одночасье и стали поспешно спускаться вниз. Лэннери первым увидел хлопающую на ветру вывеску таверны «Жёлтый Ус» и крикнул, заглушая рёв непогоды:
– За мной!
Приземлившись, он увеличился, сложил крылья и побежал вперёд, сжимая в руке палочку. За спиной болталась мокрая котомка, а в ней стукались боками кувшинчики с росой и переворачивались куски сайкума.
Остальные феи последовали его примеру: Беатия, чьи светлые волосы облепили всю фигуру; Торнстед, похожий на сердитого неуклюжего медведя, и Ретане, которой и дождь, и молнии были нипочём – она жила в своём мире.
Скрипнула и распахнулась обитая досками дверь. Четвёрка фей ворвалась в таверну и замерла, роняя капли воды с волос и одежды на грязный пол. Народу здесь было много, и запахи кохля, немытых тел и жареной еды ворвались в ноздри. Разговоры в таверне мгновенно стихли, все уставились на фей, и под этими пристальными, изумлёнными или благоговейными взглядами Лэннери стало не по себе. Едва заметно он поморщился и заметил, что Торнстеда вовсе перекосило. Неужели раньше никогда не заходил в человеческие жилища? Но обдумать эту мысль Лэннери не успел, поскольку к ним заковылял необъятных размеров человек в засаленном фартуке. Жёлтые усы его колыхались, красные губы сложились в радостную улыбку.
– Благодать… эээ… снизошла на нас! – еле подбирая слова, заговорил он. – Служители Кэаль! Вы… вы принесли благодать в мою таверну!
Под ногами у фей натекли небольшие лужицы. Холода Лэннери не чувствовал, но в башмаках противно хлюпала вода. Топтавшаяся рядом Беатия неловко задела его локтем. Юный фей покосился на неё – и тут же отвёл взгляд. Платье прилипло к её груди, бёдрам, сквозь белую ткань просвечивали руки, которые Лэннери недавно готов был целовать – пока она не стала вести себя как продажная девка.
– Мы хотели бы сесть у огонька, – заявил Лэннери, кивнув в сторону компании из семерых человек, занявшей обе скамьи у очага. Люди мгновенно притихли, и беспечные улыбки стёрлись с их лиц. Лэннери осмотрел их: шестеро парней немногим старше его самого, и девушка с пышной фигурой и копной ярких, блестящих, как листья золотолиста, волос. Все одеты в плащи и дорожную одежду из тёмной кожи. У всех в руках потемневшие от времени кубки, а на столе перед компанией лежали свитки. Чтение? В таверне?
– Мы уйдём, уйдём, – засуетились парни и повскакивали со своих мест. Девушка поднялась медленно, будто нехотя, и вдруг застыла. Зелёные глаза её смотрели мимо Лэннери, будто за плечом у него притаился хибри.
– Мэйсин! – Ретане выскочила из-за его спины. – Я знала, знала, что найду тебя!
Кто бы ни была эта Мэйсин, она совсем не обрадовалась тому, что её нашли. Более фальшивой, неестественной улыбки, чем та, которая появилась на её лице, Лэннери в жизни не видел. Рука, державшая кубок, безвольно опустилась, выплёскивая его содержимое на пол. Ретане налетела на Мэйсин, хотела обнять, но та отстранилась. И тут же испуганно проговорила:
– Прости, но ты… мокрая. Тебе лучше обсушиться, иначе простудишься… А, феи не болеют? Ну ладно…
Парни уже забрали свитки и кубки с кохлем и пересели за другой стол, потеснив небольшого по человеческим меркам человечка в ярко-жёлтой одежде. Вид у него был странный, но Лэннери не успел понять, что именно его насторожило, когда хозяин таверны торжественно пригласил фей к очагу. Ретане нехотя оторвалась от Мэйсин, и та с видимым облегчением убежала к своей компании. Донеслись шутливые голоса, смех, а потом сердитое:
– Нет!
Возможно, Мэйсин отвечала на вопрос: «Рада ли ты фее?»
– Что подать? – засуетился тем временем хозяин таверны. Лэннери про себя решил называть его Жёлтый Ус и ответил:
– Благодарствую, но нам ничего…
– Как это «ничего»? – неожиданно перебила его Ретане. Милая, кроткая фея, за всю дорогу проронившая не больше десятка слов, преобразилась. – Мне такой же кубок с кохлем, как Мэйсин! И… и жареного мяса!
Жёлтый Ус закивал, тряся всеми своими тремя подбородками, и удалился.
– Тебе плохо не станет от кохля и жареного мяса? – Лэннери невольно вспомнил, как Беатию вырвало сыром в деревне. Но золотая фея Ретане, похоже, была крепче – она уверенно покачала своей черноволосой головкой:
– Нет. Я это не первый раз пробую.
Лэннери равнодушно пожал плечами, а вот Торнстед брезгливо скривил физиономию:
– Ты ешь и пьёшь то, что жрут и хлебают бездарные?!
Ретане вспыхнула. Румянец залил всё её лицо и даже шею.
– Да! И не смей так говорить, ты не Золотая Наставница, чтобы мне указывать, Торнстед!
Они осмотрительно разговаривали на фейском языке, так что людям со стороны этот разговор слышался щебетаньем – смешным, должно быть, когда подобные звуки издаёт широкоплечий силач вроде Торнстеда.
– Беа, скажи ей, – потребовал он, и кулаки Лэннери сжались. «Беа», вот как! За то время, пока феи были в пути – всего-то день и ночь, – случая поговорить с Торнстедом наедине так и не представилось. А хорошо было бы с размаху впечатать кулак в его мясистый нос и полюбоваться, как хлещет кровь!
