Пролог
Как лиса заходит в курятник ночью,
Как змея оплетает птичье гнездо,
Как кикимора ждёт у болотной кочки,
Как тать скребёт когтями в наличник,
Как русалка таится в заводи на реке,
Как серп срезает, силы набрав, полынь,
Как волчья слюна тает в зелёном мхе,
Как на погосте плачет и стонет выпь, —
Плетись, плетись, ворожба моя!
Гори, гори жарким костром в лесу.
Рвись как нить и вяжись судьба
По бесконечному рунному колесу.
Плетись, плетись, ворожба моя!
Восстань туманом скрывая всё.
Липни мёдом к творящим тебя рукам!
Пусть сила твоя ширится и растёт!
Как ветер гуляет в дремучей чаще,
Как зерно зреет безлунной ночью,
Как холодный труп заполняет ящик,
Как петля удавки обнимет прочно.
Как невеста гадает на свадьбу скоро,
Как трещит поленце в печах делянки,
Как ребёнок сладко уснул в котомке,
Как мир выворачивается наизнанку, —
Плетись, плетись, ворожба моя!
Гори, гори лучиной в кромешной тьме.
Коснись поцелуем обескровленного чела.
Подчинись наговору, велит тебе Мать Земля!
Плетись, плетись, ворожба моя!
Обернись алым папоротника цветком!
Подчинись наговору, велит тебе Мать Земля —
Пусть сила твоя разрушает и создаёт».
Из русской традиции народных наговоров.
(Автор неизвестен).
Уродливый шрам просёлочной дороги растянулся через всё поле. Он едва касался бесконечного ряда деревьев с искореженные стволами. Эти стволы торчали то тут, то там, как горелые спички, воткнутые чьей-то рукой в уже мерзлую землю поздней осени. Луна выхватывала их из ночной мглы – искореженные когтистые силуэты.
Чуть дальше, за поворотом, от дороги отделялась тонкая тропа. Припорошенная ещё редким снегом, она исчезала между кочек и появлялась снова, но лишь для того, чтобы пропасть. Еле видимая стежка вела в низину, а затем выходила к старому кладбищу. За гнилыми остатками забора виднелся частокол крестов.
Захоронения были почти заброшены: у большинства из них либо недоставало ограды, либо могила тонула в сухом бурьяне, либо вовсе оставался небольшой выступ почвы от того места, где покоился ныне уже никому не известный человек.
Погост был большим, поскольку когда-то принадлежал нескольким деревням сразу. Здесь, на перепутье, чуть поодаль от развилки, нашла свой покой не одна сотня человек. А что скрывает земля, осталось ведомо лишь ей одной.
Ворота были сорваны с петель, а только что выпавший мягкий снег смешан с глиной. Следы отделялись от основной тропы и вели вглубь кладбища. Они были растянуты так, словно что-то тащили волоком вслед за собой. Несмотря на протяжное и тоскливое завывание ветра, был отчётливо слышен чавкающий звук лопаты, которая боролась с мокрой почвой. Время от времени металл натыкался на камни, и раздавался неприятный лязг. Под тенью скрюченного дуба, среди щупалец его корневища нечто отчаянно пыталось прорваться на ту сторону. Большой валун, служивший надгробием, был отброшен в сторону. Тот угодил на соседний участок, разбив две плиты и большую лампаду.
Рядом с ритмично раскачивающейся фигурой в чёрном тряпье росла куча земли. С каждым движением лопаты она становилась всё больше и выше, слипаясь под тающим снегом в коричневое месиво. Существо в чёрном шумно выдохнуло, а затем продолжило копать. В его движениях прослеживалось нечто противоестественное, отталкивающее и неприятное. Инструмент вгрызался в землю, рвал её, как хищник беззащитную жертву. Иногда нечто подносило лампу, чтобы рассмотреть получившуюся яму.
Через четверть часа лопата глухо ударилась о древесину, и существо издало истошный стон. Черенок отлетел в сторону, и когтистые пальцы принялись убирать остатки почвы с гроба, пока тот не был освобожден из тесного плена. Деревянный ящик был закопан горизонтально, а доски плотно перевязаны ржавыми цепями, которые сейчас больше походили на огромные пряди спутанных волос.
– Мы нашли её, как он и говорил! – ликующе произнесло существо, и голос его разделился на многоголосый хор. – Она всё ещё здесь! Мы чувствуем! Мы все чувствуем!
Увесистый удар кулаком пришелся по толстой крышке, но ничего не произошло. Разоритель могил замер, удовлетворенно рассмеялся и принялся тащить деревянный ящик за одну из ручек, которые были приделаны по бокам. Внешне очень увесистый гроб, как игрушечный, повиновался его воле. Оно доволокло погребальный ящик до сторожки могильщика и затащило его внутрь.
– Власта! Власта!.. – принялся надрывно стенать Хор. – Сейчас… Сейчас! Мы знаем, как снять. Он нам рассказал секрет плетения.
Ладони существа с длинными пальцами гладили доски гроба, смахивали с него комья земли. Оно искало исток плетения, то место, где было сказано слово. Погребальный ларь не был простым: запечатанный, сбитый со всех сторон, он всё ещё оставался крепким.
Но вот руки прислужника обнаружили буквы на одной из досок, и из складок его одежды показался небольшой нож. Оружие впилось в кожу предплечья. Из раны принялась сочиться черная жидкость. Когтистый палец вывел знак, затем ещё один и приложил открытую ладонь к стенке гроба. Мгновение ничего не происходило, а затем цепи пришли в движение. Клубок железных змей расплетался, съёживался, сыпал искрами во все стороны, но становился всё меньше. Темница была открыта.
