В следующий раз Гней Эдий Вардий пригласил меня к себе, когда в Новиодуне зацвели яблони.
Он дал мне историческое сочинение о Гражданской войне Валерия Мессалы Корвина и велел читать.
– В школу не ходи. Нечего там тебе делать. Сиди дома и читай. Два дня хватит, чтобы прочесть?
Я глянул на манускрипт и заверил Вардия, что и за день справлюсь.
– Не спеши. Читать надо внимательно… Не завтра, а послезавтра придешь, – строго велел мне мой главный учитель.
Я пришел, как и велено было, через день, два раза внимательно проштудировав Мессалу и делая для себя пометки по персоналиям и по годам. Я думал, Гней Эдий станет меня экзаменовать. Но он провел меня в библиотеку и возле бронзовой статуи Аполлона Бельведерского рассказал мне короткую историю.
История была такой:
I. В консульство Гая Цензорина и Гая Азиния – или, как ты любишь, в семьсот сорок шестом году от основания Города – то бишь, на следующий год после гибели Друза и на третий год после женитьбы Тиберия на Юлии, в феврале месяце возле Бычьего рынка дорогу Фениксу перегородил какой-то высокий, широкоплечий и бородатый мужчина. По виду – азиатский грек. Встал на пути у Пелигна в узенькой улочке, так что Феникс затруднился его миновать.
Юный «прогулочный» раб Феникса – из тех, что поэт получил вместе с виллой, – попытался отстранить невежу. Но грек очень твердо стоял на ногах. Тогда раб толкнул его. Грек слегка покачнулся, а затем ловкой подсечкой свалил раба с ног и расхохотался.
Раб пытался подняться. А грек, едва тот встал на карачки, вновь опрокинул его – даже не ударом, а резким щелчком пальцев в лоб.
Раб стал звать на помощь. Прохожие стали останавливаться.
Феникс, сдерживая возмущение, огляделся по сторонам и сказал наглецу:
«Ты видишь, у меня есть свидетели. В суде ты мне за всё ответишь».
«Я? В суде?! – еще больше развеселился бородатый верзила. – Да знаешь ли ты, с кем связался?!»
«Не знаю. Но кем бы ты ни был, мы сейчас позовем стражников… Я, римский всадник, тебе этого так не оставлю», – решительно объявил Феникс и обернулся к остановившимся людям, ища у них помощи и поддержки.
Грек, повторю, был высок и плечист. Но на глазах у народа оскорблять римлянина, всадника, издеваясь над его рабом… Люди угрожающе надвинулись на безобразника.
А тот, перестав веселиться, с удивлением воззрился на Феникса и обиженно воскликнул:
«Ты что, Голубок, совсем зазнался?! Старого друга не признаешь?! Ты не смотри на бороду, не смотри на одежду – в глаза мне смотри!»
Феникс глянул ему в глаза. Глаза были карие и умные. Черты лица, если освободить их от густой бороды, – вовсе не греческие, а самые что ни на есть римские: прямые, суровые, словно точеные, мужественные и красивые… Сомнений быть не могло – перед Фениксом стоял Юл Антоний, сын Марка Антония, триумвира и любовника Клеопатры.
«Ты… Ты что?.. Ты когда вернулся?» – только и нашелся спросить Феникс.
А Юл сначала за шкирку поднял с земли поверженного раба, потом сгреб в охапку и оторвал от земли Феникса и, кружась с ним по улице, несколько раз свирепо крикнул ошеломленным «свидетелям»: «Ступайте своей дорогой!», «Проваливайте, кому говорю!», «А то всех посажу в колодки!»…
Ты Юла-то помнишь? – вдруг спросил Вардий. – Я в наших разговорах несколько раз упоминал его.
Я ответил, что, конечно же, помню; как можно забыть такую яркую личность.
– А ты Мессалу прочел? – затем спросил Вардий.
Я ответил, что прочел и очень внимательно.
Вардий удовлетворенно кивнул, достал из футляра – видимо, заранее снятого с полки и выложенного на столик – два свитка и, вручив их мне, велел:
– Вот, почитай теперь Мецената. Но во втором свитке читай только до окончания Гражданских войн… Тоже два дня даю, сегодня и завтра. А послезавтра жду у себя.
О Юле Антонии больше не было сказано ни слова. И я, как ты знаешь, весьма догадливый, не мог взять в толк, с какой стати меня вновь заставляют изучать историю борьбы юного Октавиана, будущего Августа, со злейшим своим врагом Марком Антонием.
Но через день всё объяснилось. Вновь пригласив меня в свою библиотеку и на этот раз усадив меня в кресло между бюстами Гомера и Вергилия, но сам не садясь, а расхаживая передо мной взад и вперед, оглаживая ладонью кулак – сначала правой ладонью левый кулак, а затем левой ладонью правый кулак, и эдак попеременно – Гней Эдий мне вот что поведал:
II. Как ты помнишь, Юл Антоний был на три года старше Пелигна и Вардия. Он учился с ними в школе Фуска и Латрона (см. 5, II)[1], он возглавлял там «столичную» компанию (5, VIII). Когда Пелигн стал Кузнечиком, Юл некоторое время соревновался с ним в числе завоеванных женщин (7, VIII). В период протеизма именно Юл Антоний некоторое время даже входил в аморию Голубка и, в частности, предложил ему Лицинию – ту самую вдову, у которой был попугай (9, IX). Потом Юл от Голубка отдалился. Это – в отношении Юла и Пелигна.
А теперь – по части самого Юла:
До шести лет Юла воспитывала его мать, Фульвия, жена Марка Антония. Но в год Перузийской войны Фульвия неожиданно умерла в Сикионе, и заботу о Юле взяла на себя Октавия, сестра нынешнего Августа и новая жена Марка Антония, которая воспитывала пасынка наравне со своими собственными детьми: Марцеллом, двумя Марцеллами и двумя Антониями; две последние Юлу приходились единокровными сестрами.
