ПРОЛОГ.
Мама стоит на палубе белого лайнера. В белом костюме. Стройная и красивая. Волосы горят на солнце золотой короной.
Ангелина с пирса машет ей рукой. Думает – как мало люди знают друг о друге. Вот стоит среди других отплывающих ее мама, самый близкий человек на свете. Но ведь она понятия не имеет, что сейчас делается в душе ее семнадцатилетней дочери. Наверняка мама уверена, что все обустроилось наилучшим образом – дочь – студентка, снята чистенькая комнатка в пяти минутах ходьбы от института. Дочь представлена институтским друзьям (мама сама закончила этот институт двадцать лет назад), занимающим высокие посты в республике. К ним можно обратиться за поддержкой в случае чего. Чего, интересно!?
А главное – старики совершенно счастливы. Теперь они будут видеть свою любимую внученьку чаще, чем раз в год. Они взяли на себя оплату аренды жилья. Значит, минимум раз в месяц их любимица будет к ним приезжать, приплывать, прилетать, скрашивая их одинокую старость. Ну, не такую уж старость. Еще семидесяти нет обоим. Огород в тридцать соток сами перекапывают.
Все хорошо, прекрасная маркиза.
А прекрасная маркиза прячет за бодрой улыбкой горькое разочарование в себе.
За то, что не осмелилась идти своим путем. За то, что подчинилась воле мамы, посчитавшей ее мечты о сцене блажью. За то, что поехала в этот опереточный рай для пенсионеров и курортников. Вместо вожделенной Москвы. За то, что по маминому блату всунулась в этот совершенно не нужный ей педагогический институт. Как же! Разве способна она сама, без посторонней помощи, сделать правильный выбор?! Своей судьбы, между прочим.
Мама считает, что здесь Ангелина будет счастлива. Потому что здесь была счастлива сама. Лучшие годы жизни – студенческие. Первая юная любовь. Повышенная стипендия. Близкая подруга. Рядом, в соседнем городке, (еще более провинциальном), родители. Чего ж не быть счастливой!?
А Ангелине здесь всё чужое. И все чужие. Не по своему желанию она оказалась за две тысячи километров от всего родного и привычного. Чужой язык (и не один, а много чужих языков), чужие нравы, чужие запахи, пусть даже такие приятные – как запахи магнолий, кофе и морских водорослей. А хуже всего – эти мерзкие приставания местного мужского населения, не пропускающего ни одной юбки, чтоб не сказать вслед какую-нибудь сальность. Хоть паранджу надевай.
И через месяц ничего не изменилось.
По-прежнему – центр притяжения ее сердца – главпочтамт, где в окошке « До востребования» каждый день ей выдают счастье в конвертах. Письма из дома, письма из десятка городов, куда разъехались одноклассники. И самая близкая дорогая подруга Наденька. От нее письма прилетают почти каждый день. И во всех письмах – грусть-тоска по навсегда ушедшему счастью общения. Так что Ангелина не одна такая. Это утешает. Немного.
С учебой все нормально, никаких сложностей. Ангелина гуманитарий. Чтение книг – ее естественное состояние, как дыхание. Как без них? Однокурсники – все приятные ребята и девчонки.
На лекциях она вместо конспектирования того, что говорят преподаватели, строчит письма, но кто это видит? Только Аллочка Сарьян, соседка по столу. Староста курса. Но она не выдаст. И зачем записывать то, что потом можно за одну ночь прочитать в учебнике перед экзаменом? Не высшая математика.
– Геля, ты знаешь, где Люда Князева живет? – Аллочка с первых дней произвела на Ангелину самое приятное впечатление сочетанием изящества, женственности и энергичности.
– Знаю. Людмила показывала дом. В двух шагах от моря.
– Отнеси ей сегодня вопросы к семинару. Пусть готовится, пока на лекции не ходит. Будет, чем заняться. А то в безделье болеть скучно.
Идти к заболевшей однокурснице не очень хотелось. Людмила со времени вступительных экзаменов просто приклеилась к Ангелине. Ее внимание было назойливым и стесняющим. Но делать нечего. Да и прогуляться по вечернему городу было предпочтительней, чем сидеть в маленькой комнате в чужом жилище, где две пожилые дамы – мать и дочь, бдительно наблюдали за всеми телодвижениями своей квартирантки.
Ангелина переоделась из строгого – синяя юбка, белая блузка, в легкомысленное –красное махровое платьице, белые босоножки на невысоком каблучке, белая сумочка через плечо, и отправилась в сторону набережной. Решив влиться в безмятежную карнавальную толпу отдыхающих. Бархатный сезон в разгаре.
Музыка льется из каждой кофейни. Чайки спокойно прогуливаются по парапету. Запах жареного мяса привлекает всех окрестных котов к небольшому ресторанчику, встроенному в каменные руины старой крепости у самой кромки воды. Люди смеются, болтают, дети бегают между ними.
Ангелина чувствует себя чужой на этом празднике жизни. Кто бы заметил ее отсутствие в этой нарядной толпе праздных курортников и низкорослых чернявых местных парней, чего-то выискивающих в этой толпе… Зачем она здесь? Как грустно. Невыносимо грустно.
Ангелина не удивилась, войдя в темный коридор, заставленный ветхим хламом. Она уже привыкла к контрасту между парадными светлыми фасадами домов, увитых плющом и лианами, и задворками этих домов, словно сошедших с полотен художников-передвижников. Ветхость, скученность, шаткие длинные лестницы, сараюшки, хибарки, деревянные туалеты в закутках, краны во дворах, где постоянно кто-то толчется со стиркой или мытьем зелени и овощей.
