Вещий барабан

Записки барабанщика Преображенского полка Ивашки Хитрого

Записки сии – труд барабанного старосты Преображенского полка Ивана Хитрого. Описаны самовидные и верно слышанные дела и поступки великого государя Петра Алексеевича, всей великой и малой, и белой России самодержца и милостивейшего отца отечества.

Осенью 1696 года наши полки с триумфом шли по улицам Москвы. В ту пору стояло бабье лето, и у каждого русского жила в сердце воинская радость. Впервые наше оружие взяло верх над турецким. Пала крепость Азов, и отворились врата в море Азовское.

Счастье в Москве после ратного дела!

В небе солнце мягко. Воздухи нежны. А подсолнухи из-за каждой изгороди глядят молодцами. И клонятся яблоневые ветви, как добрые бабы.

Литавры звенят. Трубы играют. И барабаны бьют. Весь народ на улице, и гул до неба. Залпы гремят ружейные и пушечные – заздравная пальба!

И станет вдруг тишина – не боле блошиного скока. Слышно тогда, как гулки о оземь спелые яблоки. И воробьи в пыли! И сердце звенит, подобно колоколу! Глаза мои видят! Уши мои слышат!

Пленные турки – нога за ногу – плетутся. Гуси битые. Белы их одежды, а на душе, видно, черновато. Печаль ворочается. И взгляды рассеяны и смутны.

А над всем воинством, как облачко лёгкое, плывёт перо на шляпе Большого капитана. Пешим строем идёт, среди матросов, а видать издали, вроде Ивана Великого. А ещё повыше луч горит серебряным голубем на лезвии его протазана.

Ах, как светел был день и наряден!

Подошли полки к Каменному мосту через Москва-реку.

Дивными вратами украшен был сей мост. Воротами-то и назвать стыдно. Только раз ступишь под ними, а память до гроба. Сколько лет минуло, а Врата пред очами не меркнут!

Среди многих знамён и копий, пушек да кораблей высился над ними двуглавый орёл. Грозный облик! Вот взмахнёт крыльями и полетит куда-нибудь к Воробьёвым горам, видимым по левую руку. Да не сошлись, верно, головы, куда направиться, – то ли к северу, то ли к югу…

Замедлили полки шаг перед вратами. И раздался вдруг трубный глас небесный:

Задрал, помнится, голову – уж не орёл ли провещился? И вижу – на вратах дородный господин с медною трубою. Залп грянул. И господин уже внизу, подле Большого капитана.

– Милости просим, – говорит, – через Триумфальные врата на мост Петровский!

– Любезный Андрей Андреич! – поклонился и Большой капитан. – Хороши твои вирши. Да ответь только, с коих пор Каменный мост зовётся Петровским?

– Значение сих слов едино, – притукнул господин трубою по мостовой. – Что Пётр, что камень! Но, будучи Петровским, сей мост послужит в назидание потомству…

Насупился Большой капитан:

– Сделать бы тебе окрик, господин Виниус! Думный дьяк, а думаешь, как хряк!

Эдак пошутив, повеселел Большой капитан, смягчился:

– Не моими трудами да помыслами сей мост воздвигнут – вчуже тут моё имя. Вот эти, – кивнул он на триумфальные врата, – по твоим чертежам собраны. Можно прозвать – Ви-ни-узкие. Да та печаль, что стоять им недолго. Триумфы скоро минуют. А дела да заботы всегда с нами.

Поднял руку Большой капитан, довольный речью, и голосу добавил вширь:

– Другие врата нас ожидают! И ключи-то к ним не подобраны!

Привстал на цыпочки Андрей Виниус, зашептав прямо в маленькое царственное ухо:

– Не прогневайся, господин капитан! С Триумфальных врат, правду скажу, далеко видать – пометила птичка Божья твой державный головной убор.

– И верно, – снял Большой капитан широкополую шляпу. – Велика птица. Не иначе – орёл! Ну, по царской голове и птица царская.

Надвинул шляпу и ступил твёрдо на Каменный мост. Тяжела поступь Большого капитана. Показалось мне тогда, что и Триумфальные врата вздрогнули, и двуглавый орёл встрепенулся.

Не прошло и месяца после триумфа, как призвал государь Пётр1 – Большой капитан – бояр и палатных людей в село Преображенское.

Покуда не собралась Царская дума, государь меня кликнул.

О, любил Пётр Алексеевич барабанную музыку! Сам в малые лета барабанил в потешном полку. Скажет бывало: «Как гляну на Ивашку Хитрого, так себя же дитём вспомяну. Добрый был, да вот – обозлили. Эх, давай, Ивашка, – под барабан хорошо думается!»

И в тот случай прибежал я с барабаном на царский зов.

– Хороший мастер всегда при инструменте! – одобрил Пётр Алексеевич. – Вот что, Ивашка, как бояре начнут спорить и супротив толочь – глуши! Иному гром не гром, а барабан страшен.

Сердце моё радости преисполнилось. Не пойму, где стучит, – в груди иль в барабане.

Тут и Дума собралась.

– Чего молодой царь надумал? – шелестели меж собой князья да бояре. – В какие ещё врата полезем?

– Верно, новый поход на турка, – говорил генерал Автомон Головин. – А то, гляди, и в самый Китай двинем.

Думный дьяк Никита Зотов усмехнулся:

– Бог с тобой, Автомон Михалыч! Чай, мы не Александромакедонские.

– Что государь прикажет, то исполним! – буркнул генералиссимус Рамодановский.

С ним не спорили – крутого нрава князь Рамодановский. И вида грозного, как монстра. От его голоса и мой барабан охнул.