Ветер в ивах

© Перевод. И. Доронина, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2025

Все утро Крот усердно трудился, делая весеннюю уборку своего маленького дома. Сначала подметал веником полы, потом вытирал пыль тряпками; потом, взбираясь то на стремянку, то на стул с кистью и ведром известки, белил стены, пока пыль не забила ему горло и не запорошила глаза, известка не забрызгала всю его черную шкурку, а спина и руки не разболелись от усталости. Приближение весны ощущалось и наверху, в воздухе, и внизу, под землей, и везде вокруг; это ощущение проникало даже в его темный непритязательный домик, наполняя его духом беспокойства и томления. Поэтому неудивительно, что Крот вдруг швырнул веник на пол, сказал:

– Надоело!

Потом добавил:

– Хватит!

И еще:

– Провались она пропадом, эта весенняя уборка!

И бросился прочь из дома, не удосужившись даже надеть пальто. Что-то там, наверху, властно манило его, и он стал взбираться по крутому узкому тоннелю, который в его случае заменял посыпанную гравием подъездную дорожку, какие бывают у зверей, чьи дома располагаются ближе к солнцу и воздуху. Он цеплялся когтями за стенки, царапался, карабкался и протискивался, и снова цеплялся, царапался, карабкался и протискивался, упорно работая маленькими лапками и бормоча:

– Давай! Ну давай же!

Пока наконец – хоп! – его мордочка не вынырнула на солнечный свет, и в следующий момент он уже поймал себя на том, что катается по теплой траве на широком лугу.

– Чудесно! – сказал он себе. – Это гораздо лучше, чем белить стены!

Солнце жарко припекало шкурку, прохладный ветерок ласкал разгоряченный лоб, и веселый птичий щебет обрушился на слух, притупившийся за время долгого одинокого пребывания Крота в подземном заточении, словно гром небесный. Мгновенно вскочив на все четыре лапы, радуясь жизни и наслаждаясь весной, не омраченной необходимостью делать уборку, он помчался через луг и бежал, не останавливаясь, пока не достиг кустов, обрамлявших его дальний край.

– Стоять! – крикнул пожилой кролик, высовываясь из заросли. – Шесть пенсов за право прохода по частной дороге!

Однако мгновение спустя он в полном замешательстве уже смотрел вслед Кроту, который как ни в чем не бывало, презрительно и даже с раздражением продолжил свой путь вдоль живой изгороди, посмеиваясь над другими кроликами, поспешно высовывавшими головы из своих норок, чтобы узнать, что происходит.

– Лукового вам соуса! Лукового вам соуса! – глумливо поприветствовал их Крот – и был таков прежде, чем они успели придумать достойный ответ. Тут кролики начали упрекать друг друга:

– Эх ты, тугодум! Почему ты не ответил ему…

– А ты-то сам чего молчал?!

– Нужно было напомнить ему…

И так далее, все как обычно. Но, разумеется, было слишком поздно, как всегда в подобных случаях.

Все вокруг было так прекрасно, что казалось нереальным: повсюду – и на просторах лугов, по которым он деловито шагал вдоль живых изгородей, и в перелесках – строили гнезда птицы, набухали бутонами цветы, выстреливали листьями почки деревьев; все излучало радостную озабоченность и жизненную энергию. И вместо того, чтобы испытывать угрызения совести, нашептывавшей ему: «А как же побелка?» – Крот чувствовал лишь восторг оттого, что он – единственное праздное существо среди всех этих трудолюбивых сограждан. В конце концов, лучшая часть безделья состоит не в том, чтобы отдыхать самому, а в том, чтобы наблюдать, как трудятся другие.

Он уж было подумал, что более счастливым быть невозможно, как вдруг, бесцельно петляя по лугу, очутился на берегу по-весеннему полноводной реки. Никогда в жизни он не видел реку – это глянцево-блестящее, извилистое, упитанное животное, которое, посмеиваясь, неслось куда-то, с урчанием хватая и с хохотом отшвыривая по пути все, что попадалось, бросаясь на все новых товарищей по игре взамен тех, что вырвались из его объятий, ловя и отпуская их снова и снова. Все трепетало и брезжило, мерцало, искрилось, бликовало, закручивалось маленькими вдоворотиками, ворковало и булькало. Крот был ошеломлен, зачарован, околдован. Он засеменил вдоль берега, как малыш, завороженный волшебной историей, которую ему рассказывает ведущий его за руку взрослый. Утомившись наконец, он уселся на берегу, между тем как река продолжала рассказывать ему нескончаемую череду сочиненных в самом сердце земли лучших в мире сказок, которые ей надлежало донести в конце пути до ненасытного моря.

Сидя так на траве и глядя на противоположный берег, он заметил темное отверстие в земле, прямо над кромкой воды, и стал умиротворенно размышлять о том, какое прелестное уютное жилище можно было бы устроить там для неприхотливого животного, которому нравится жить у реки: вдали от шума и пыли, над уровнем паводка. Пока он глядел в эту дыру, в глубине ее сверкнуло что-то маленькое, но яркое, исчезло, потом снова сверкнуло, как маленькая звездочка. Однако вряд ли это могла быть звезда – место уж больно для звезд неподходящее, и для жука-светляка оно было слишком мало и слишком ярко. Потом он заметил, как огонек моргнул, и понял, что это глаз; постепенно вокруг глаза, как рамка вокруг картинки, стала вырисовываться маленькая мордочка.