В то мартовское утро я жадным взглядом осматривал мелькавшие за окном нашего военного «уазика» оживленные и широкие улицы Питера, предвкушая в мечтах ожидающий меня сладостный отдых от армейской суеты и осточертевшего распорядка. В этот славный город я впервые попал осенью 2003 года, прибыв в качестве молодого пополнения для Санкт-Петербургского военного института внутренних войск для несения срочной службы. Жили мы с товарищами довольно дружно, питались за одним столом с курсантами и особо жаловаться было не на что. Неуставные отношения ограничивались редкими подзатыльниками от «дедов» (старослужащих – прим.) и шуточками на вроде команды «йогурт», услышав которую молодые бойцы должны были дружно воскликнуть: «Уууу… Данон», пародируя известную рекламу тех лет. Иногда к тебе мог подойти «дедушка» и спросить:
– Как твое имя солдат? В ответ нужно было состроить звериную рожу и ответить грозно:
– У меня нет имени. Я рожден убивать!
Должен признать, что порой выходило довольно забавно. Жаль, что в те годы мобильные телефоны еще не были повсеместно распространены и я не могу сейчас на досуге просмотреть видеозаписи тех былых дней.
В середине марта я неожиданно почувствовал себя сильно простуженным и две ночи подряд изводил соседей по казарме таким надрывным кашлем, что дембеля сами в трех словах потребовали от меня явиться с утра в санчасть, иначе они отведут меня туда силой. Проведя первичный осмотр, сделав мне флюорографию легких на новеньком оборудовании и диагностировав запущенную пневмонию, наши медики тут же связались с моим ротным командиром и потребовали немедленно отправить меня в военный госпиталь. В те годы редко можно было встретить в армии такое трепетное отношение к срочникам (солдат срочной службы – прим.), но начальство нашего института очень дорожило его репутацией и всячески старалось избегать неприятных ЧП. Таким нехитрым образом, я и оказался в машине на пассажирском сидении, следуя в больницу в сопровождении майора из нашей части. Водителем «уазика» был один мой хороший знакомый из автомобильной роты, но в присутствии высокого начальника мы за время поездки даже словом не обмолвились. Подъехав часа через два к окруженному невысокой оградой комплексу зданий, мы с малознакомым мне майором из нашего штаба прошли в приемный покой легочного отделения, где мой сопровождающий сдал меня принимающему врачу, получил какие-то бумаги и, пожелав мне скорейшего выздоровления, отправился восвояси.
После отъезда своего сопровождающего, я мигом стер с лица бессмысленное выражение и начал с любопытством оглядываться и рассматривать в ближайшее окно окружающую обстановку. Сам я родом из провинциального Нижевска и служба в таком большом городе представлялась мне захватывающим приключением, а уж гигантский военный госпиталь и вовсе показался мне каким-то фантастическим местом. Через день наступал мой день рождения и я рассматривал тогдашнюю госпитализацию как своеобразный подарок свыше. Лучше было бы, естественно, вообще не болеть, но раз уж меня угораздило подхватить пневмонию, то всяко приятнее проходить лечение лежа на кровати лазарета, нежели охраняя ворота контрольно – пропускного пункта или маршируя на плацу. До того дня я никогда не бывал в военных госпиталях и ориентировался лишь на благожелательные отзывы своих однополчан. Незадолго до этого в нашу роту вернулся после излечения мой товарищ, который провел предыдущий месяц в госпитале при Спец Строе ВС в Стрельне. Самым ярким впечатлением от недавней госпитализации у него остались тамошние вкусные тортики, выпекающиеся в той больнице для их последующей коммерческой реализации. Иногда часть тортиков оказывалась нераспроданной и тогда их совсем бесплатно раздавали пациентам. Хоть срок годности подобной вкуснятины подходил к концу, но никто из пациентов от нее не отказывался.
Вокруг меня не спеша прогуливались преимущественно молодые парни в смешных синих пижамах, черных сланцах и шапках-ушанках со звездочкой. Изредка среди прохожих попадались врачи и медсестры в белых халатах. Лица были на удивление веселые и беззаботные, хотя раньше я представлял себе пациентов госпиталей умирающими калеками. В действительности же лица прогуливающихся пациентов более всего походили на отдыхающих курортников в Туапсе, в котором мне однажды посчастливилось отдыхать, и печати приближающейся смерти я в них так и не смог разглядеть. Почти каждый встречный в пижаме считал своим долгом попросить у меня сигарету и, раздав за пару минут полпачки сигарет, я решил впредь быть более экономным.
– Пошли за мной, Ершов. – отрывисто бросила мне грузная медсестра. Я послушно последовал за ней. Пройдя пару десятков шагов мы остановились перед большой комнатой, которая была заполнена разнообразным обмундированием. Перед входом в комнату яростно спорили двое. Коренастый парень, уже переодетый в больничную пижаму, наотрез отказывался сдать свой зимний бушлат с синей нашивкой Спецстроя, а пожилая сестра-хозяйка безуспешно пыталась ему объяснить, что всем новоприбывшим пациентам положено сдавать всю форменную одежду и она здесь будет хранится в полной сохранности до возвращения своего хозяина. Парень стоял на своем как танк и сестра-хозяйка махнула на него рукой, жестом показав мне переодеваться. С этим упрямым спецстроевцем мы познакомились по дороге в палату. Оказалось, что его зовут Андрей и его вместе со мной направили в легочное отделение. Зайдя в указанную нам медсестрой просторную палату с дюжиной одноярусных коек, мы сбросили на пустующие соседние кровати наши пакеты с вещами и бритвенными принадлежностями, а затем отправились в туалет покурить.
