Ужасная, всеобъемлющая, скрипучая боль разливалась по всем конечностям.
Она бешено пульсировала в такт учащенному сердцебиению и сбивала с ног. Кончики пальцев покалывало холодом, а ноги примерзли к земле. Где-то в груди образовалась дыра, из которой сочилось то, что обычный человек себе представить не может. А если и может, то только в той незначительной степени, которой не хватает для того, чтобы прочувствовать момент, запечатлеть его один-единственный раз и никогда больше не вспоминать.
Ее словно окатили ледяной водой в жерле костра. Жарко и одновременно жутко холодно. Грудь болезненно сжалась в ком, по ощущениям не больше спичечного короба, и ныла, ныла, ныла. Одна только оставшаяся сила воли не позволяла вырвать этот ком из груди, прекратить мучения и забыть о них. Сила воли и стиснутые зубы, чудом еще не треснувшие от усилия.
Прошла целая вечность, прежде чем капля за каплей потекли слезы. Они огнем ошпаривали холодные, как бетон, щеки, растворяясь где-то в пространстве пустой комнаты. Немой крик сошел с бледных, как снег, губ, уходящий туда же, куда и океан слез.
Она физически ощутила трещину в сердце. То, как она расползается, ломая холодные тонкие руки, выпирающиеся ребра, шею. Искаженную в боли гримасу украсила длинная, толстая, черная полоса. От носа откололся кусочек и звонко упал в лужу на темно-сером ламинате. Падали пряди черных волос, когда она дрожащими кистями дотронулась до груди и ничего там не обнаружила.
Пустота. Вот что от нее осталось.
Ламинат исчез, как и комната и окружающие люди, если они там вообще были. Мебель рушилась, что-то гремело и разбивалось, однако это все был второсортный шум, а перед глазами стояла пелена.
«Почему?..» – витал один-единственный вопрос, когда она медленно растворялась в темноте, уносящей остатки сознания куда-то далеко, откуда выбраться невозможно.
Часть 1. Прозрение
Глава 1
Вкус человеческой крови просто омерзителен.
Что-то кислое вперемешку с металлом, словно горсть монет положили на несколько дней в вязкую кислоту, а затем дали попробовать. Причем, когда она свежая и теплая, вкус как будто бы ярче, чем когда застоялась и начала сворачиваться. Консистенция напоминает жидкий клей или кефир, но вкус… Мне от него становится дурно.
А запах! Этот мерзкий, тяжелый запах ржавчины, который потом некоторое время стоит в помещении и ничем не выветривающийся! Мне кажется, у меня дома он уже вместо освежителя воздуха. Настолько часто мне приходится морщить нос, когда я вхожу в свою скудную комнатушку.
Но сейчас я чувствую на губах и в воздухе кровь не у себя в квартире. А на лестничной площадке, около третьего этажа – на середине жду вторым и третьим. Моя рука вывернута не совсем естественным образом, а перед глазами темно.
О, да. Я знаю это алое тепло, разливающееся по бетонному полу подъезда, знаю, как никто другой, поскольку ввиду своей неуклюжести и других причин вижу его чуть ли не ежедневно. Я снова упала. И снова жутко неудачно. Поскользнулась на чем-то липком и плашмя свалилась прямо на ступеньки. Мой и без того кривоватый нос, кончик которого смотрит совсем не вперед, и с горбинкой, вряд ли сломался, но ссадина останется на долгие недели, и никто, по своему обыкновению, не поинтересуется, что же со мной произошло или кто избил.
Кровь каким-то чудным образом оказалась у меня в глазах, так что, когда я встала и попыталась их открыть, вышло плохо. Хотя так даже лучше: когда я вернусь в свое серое однокомнатное убежище не придется смотреться в злосчастное зеркало, стоящее прямо на входе.
Для чего я его вообще туда поставила? Квартира и без того мала: шагу не ступить, чтобы не наткнуться на стену, и просто так пройти мимо адского агрегата невозможно. Каждый день оно мозолит мне глаза, напоминая из раза в раз то, как я выгляжу. И первое, что я вижу при входе – это даже не само зеркало, а мой кривой нос, выделяющийся на фоне всего остального: впалые щеки и вечные круги под глазами кажутся сперва блеклыми, незаметными. Я даже не вспомню, когда последний раз нормально спала, а этот темный взгляд под темно-коричневой, почти черной челкой заставляет меня об этом думать, когда перевожу взгляд с носа на него. За годы жизни здесь я так и не вспомнила, несмотря на все усиленные попытки.
– Черт… – Вырвалось из моего рта, когда я, наконец, поднялась. Моя одежда, волосы, и без того жидкие, даже потрепанный портфель, висевший на спине, – все было в моей крови, а лестница стала похожа на место преступления. Серьезно, если бы я возвращалась домой и увидела эту картину, то первая мысль у меня была бы не «кто-то серьезно упал», а «здесь кого-то убили».
Я приложила к разбитой в хлам переносице платок и тут же поморщилась от сильной боли. Ткань моментально пропиталась и стала бесполезной. Черт с этим. Оставляя за собой кровавые следы, я еле засунула ключ в скважину. Благо, живу на том самом третьем этаже, и упала почти у двери. Наконец, мне это удалось, и на негнущихся ногах я сразу повернула налево: прямо в ванную. Тут же наклонилась в раковину и выплюнула шмоток крови. От ржавого привкуса и соответствующего запаха, которым я дышала несколько минут, меня стошнило туда же. Слишком долго я лежала там, на лестнице, и даже успела сделать пару глотков. Глупый поступок, за который сейчас поплатилась алой рвотой.
