Я просто не мог поверить в то, что она так со мной поступила. Зная обо всех моих планах на эти новогодние каникулы, она взяла и разрушила их жестоко, вероломно, одним махом. Как может мать, любящая своего сына, сделать такое?
– Макс, ну не дуйся, – приветливо улыбнулась предательница с переднего сиденья.
Мы ехали уже целый час, но так и не выехали из Москвы из-за обычных вечерних пробок. Город в окне нашего седана ощетинился блеском фонарей и разноцветьем огоньков, но сегодня меня это всё только раздражало.
– Там даже интернета нет, мам! – Грубо ответил я матери и покосился на отца, с серьёзным видом крутящего руль.
– Как раз отдохнёшь от интернета, скоро совсем с ума сойдёшь с этими своими игрульками, – сурово буркнул он, бросив на меня свой фирменный взгляд в зеркало заднего вида.
Папа хоть и был программистом, моих увлечений компьютерными играми не разделял. Хотя, что может быть интереснее, чем строить новые города из блоков, проходить жуткие препятствия в подземельях или со всей скорости гнать на мотоцикле по району? В реальной жизни такого никогда не провернёшь: то нельзя, это нельзя, никакого тебе веселья. А вот в играх ты вообще можешь всё, что угодно, и быть кем угодно…
– Бабушка противная и меня реально ненавидит, – сказал я последнее, что пришло в голову, лишь бы посильнее разозлить родителей.
Я уже понял, что назад пути нет, и в этот раз мама с папой настроены решительно. Они собрали мне с собой «тот самый» огромный чемодан для путешествий, а это значит, что я на все десять дней остаюсь у бабки Оли в глухой деревне в Мордовии.
При мысли о бабке я непроизвольно вздрогнул. Вообще, обычно мы ездим к ней летом на пару дней, проведать, привезти из Москвы «гостинцы» – так мама называет вещи с Садовода, которыми снабжает свою мать. Продукты бабушка категорически не принимает, ведь в Москве всё «пластиковое, как солядол». О бабке нужно знать три главные вещи: она смешно окает и якает, готовит противную гречневую кашу и просто ненавидит детей. Я не помню ни разу, чтобы мы с ней нормально поговорили – она вечно поучает, а если с ней не соглашаешься – злится. Было бы логичнее, если бы она была мамой моего отца, ведь он тоже строгий и его невозможно развеселить, но как такая бабушка воспитала именно мою маму – загадка.
Мама у меня добрая, её легко разжалобить, рассказав какую-нибудь выдуманную историю. Когда она смотрит свои любимые турецкие сериалы с Серкан Болатом, то часто вскрикивает от возмущения или тихонько плачет, думая, что никто не видит. И вот мне очень интересно, как же она могла пойти на такое – отправить меня к бабке на все каникулы? Сто процентов это папина идея.
– Макс, не говори ерунды, бабушка Оля очень тебя любит, – ответила мама и погрозила мне пальцем, – помнишь, какие подарки она тебе присылает на день рождения?
– Ага, такое не забудешь.
Из последних даров бабки больше всего мне запомнился свитер, связанный из какой-то непонятной шерсти. Три часа носки – и я весь покрылся здоровенными пупырами и стал чесаться, как шелудивый пёс со двора. Даже в школе это заметили и начали надо мной смеяться, называя чесотошным – шестиклассники могут быть очень жестокими. Больше экспериментов с чудо-свитером я не проводил, запихнув его в глубь шкафа, а мама про него благополучно забыла, и Слава Богу.
Мы, наконец, выехали из города, и моему взгляду предстало огромное поле, заваленное снегом. Оно умиротворяюще поблёскивало в свете фар проезжающих мимо машин, меня постепенно разморило от тепла нашей печки и тихого мерного голоса матери, рассказывающего отцу очередную историю с работы, и я почувствовал, как проваливаюсь в мягкий сон.
– Похоже, придётся немного подзадержаться, – присвистнул отец, когда я вылез из машины прямо в здоровенный сугроб.
В ботинки тут же набился снег, заставив меня сморщится от тупой ноющей боли. Добро пожаловать, блин! Бабка что, совсем из дома не выходит? А может она…того?
Я вздрогнул от отвращения к себе поняв, что на какую-то долю секунды очень захотел, чтобы она «того», и мы с родителями поехали бы назад, в цивилизацию с вай-фаем, компьютером и доставкой пиццы, но тут же одёрнул себя. Нет, так нельзя, бабка, конечно, не сахар, но пусть живёт подольше.
Деревня Пелька1 раскинулась на несколько длинных улиц в разные стороны. Выглянуло морозное яркое солнце, пригревая саманные и бревенчатые домишки, покосившиеся заборы и следы животных, затейливыми зигзагами проходящие почти по всем тропинкам. Вдруг я услышал громкий звук, от которого шерсть на руках встала дыбом.
– Разве петухи кричат зимой? – Повернулся папа к маме, с усердием протаптывая нам дорогу к бабкиному крыльцу.
– Конечно кричат, – улыбнулась мама, – только реже.
Я взял с заднего сиденья рюкзак и обречённо пошёл по отцовским следам. Мама, между тем, как-то расцвела, заулыбалась, расправила плечи и разрумянилась.
– Эх, хорошо дома! – Она потрепала меня по щеке и вдруг поцеловала прямо в шапку, – Максимка, не дуйся, на природе просто чудесно, тебе понравится!
– Ну конечно, – пробубнил я, всё ещё недовольный тем, что происходит.
– Вааай, идемевсь
